14 06 1941

Залцмане Аустра родилась в 1935 году.

 страница 725

Я родилась на хуторе « Дицмани» Анцеской волости Вентспилсского уезда. Это был старый дом, старое хозяйство, дедушка был капитаном, владельцем судна. Когда он женился и родились дети, было решено, что больше плавать он не будет, и тогда купили дом. У меня две сестры, был брат Янис, который родился в 1939 году и умер в Сибири.

Отец был командиром айзсаргов, часто уезжал. Мама работала по дому, воспитывала детей.

В 1941 году сестра должна была пойти в школу,

отец учил ее читать, я стояла и смотрела, так и я научилась читать, только наоборот, когда пришлось читать по-настоящему, не умела. Со временем, конечно, научилась. Весной 1941 года нас из дома выселили. Разрешили взять одну корову, что-то из одежды, остальное осталось, и там открыли станцию по прокату машин. Мама ушла в Озоллауки, где жил ее старший брат. Отец дом отремонтировал, посадил три куста можжевельника.

Наступил июнь, я помню немного, но было утро, мама меня разбудила. В чем мы были накануне - в туфельках и летних платьях, так мы и уехали.

Мы, дети, сидели на верхних нарах. Все нам говорили, в какой ад нас везут, - в Россию. Я знала, какой ад бывает в сказках, я ждала, что мы попадем в огонь и сгорим, ужасно нервничала, мама все время удивлялась, чего это я хнычу. А я только и ждала, когда мы провалимся в ад. Внезапно сказали, что

границу с Россией мы уже переехали. Все заросло. На станциях нас не выпускали, можно было сходить только за кипятком и за кашей, был и хлеб, но очень соленый. А так как у всех кое-что с собой было, делились, потом обходились только тем, что давали на станциях.

В Красноярске вышли, надо было пройти кусок до воды. Там на столбах стояло здание, надо было подниматься по лестнице. Так как мама несла брата, пришлось самим забираться, было страшно - под ногами большие щели.

На следующий день кому-то пришлось идти на станцию, сказали, что повезут дальше. Нам предстояло идти на пароход. Был вечер, ветрено, родители спросили, можно ли укладывать детей спать. Можно, ответили, ночью никуда не повезут. Только устроились, последовало распоряжение -собираться, идти на баржу. Шел дождь, темно, надо было взбираться по доске, я кричала, что не пойду, но мама взять меня не могла. Я осталась на берегу, потом кто-то из команды перенес меня.

Поплыли вниз. Как-то ночью поднялся крик -к нашей барже прицепили пароход с углем, баржа начала тонуть. Матросы перерубили канат, и мы поплыли дальше.

На место приехали пять или четыре семьи, с детьми, остальных забрали. Из совхоза приехали рабочие, но брать нас не хотели, когда увидели одних женщин и детей. Все-таки мы поехали, разместили нас в строении без крыши. Переспали одну ночь, и перевели нас в детский сад. Мама, человек аккуратный, постирала нашу одежду, раз

весила, когда пришли посмотреть, уже ничего не было. Я осталась в трусиках, так как платье у меня было единственное. Тетя дала наволочку, из нее

пошили мне платье.

В ту осень умерли братик и сыновья тети. У одного была дифтерия, у других понос, болели мы все. Врача не было. Умерли семеро детей, нас осталось трое. Мы болели, похороны были осенью. Кладбища не

страница 726

было, закопали на опушке леса, потом там пасся скот. Мама с тетей поставили оградку, но ее в момент снесли.

У брата начался понос от еды, к которой мы не привыкли. Я лежала и смотрела в потолок. Так как мама во время Первой мировой войны училась в русской школе, стала ее спрашивать - что такое «потолок», «паук», «паутина». Этим словам меня научила мама. Потом-то мы уже говорили по-русски.

Всех женщин, у кого умерли дети, увозили на Север.

Осенью пошли в школу, она находилась рядом. С одной стороны барак, с другой - школа. К Новому году надо было учить стихи. Сестры учили «Черноморцы» или что-то похожее, я сказала, что не буду, потому что мне стихотворение не нравится. Очень жалела, что не взяла свою книжку сказок и цветные карандаши. Все время об этом жалела, они, по-моему, лежали у меня под подушкой. Мы были отличницами, хотя нас обзывали немцами, говорили, что мы не такие развитые, как русские дети, мы им все же доказали. Когда я была во втором классе, нам прислали новые деревянные туфли, в каких раньше мама ходила в хлев. Физкультуру нам преподавал вернувшийся с войны с ранением. Он велел нам шагать тихо, потому что в соседнем классе шли занятия. А кто станет ходить тихо? Мы еще и пристукивали, чтобы громче было. Тем и закончилась для нас физкультура.

В то время все дети болели, сказали, что отвезут всех в Сухобузимскую больницу. Я не хотела. Дома старшая сестра болела желтухой, средняя была здорова. И все-таки меня увезли, побрили. Врач был немец, он был ко мне особенно внимателен, может быть потому, что у меня немецкая фамилия. Я лежала без сознания, он приходил, смотрел. Я выжила.

В 1946 году сказали, что детей везут домой. Мама письма не получала, но решила, что домой нас отправит. Она оставила среднюю сестру, привезла нас в Красноярск, но через пару дней привезла и среднюю, потому что та не захотела

оставаться одна. Выяснилось, что мы уезжали по следним эшелоном.

Привезли нас на улицу Кандавас. Когда ехали обратно, я вспомнила, что в Москве пересадка. В Красноярске были дети из детского дома, которые одеты были лучше. Помню, я завидовала.

В седьмом классе надо вступать в пионеры. Была пионервожатая, такая Эйбаха, позвала меня и сказала, что вступать надо, все будет хорошо.

Но если я должна вступать, могу разве я расстрелять своего отца? Я сказала, что мой отец не враг, что я бы его не расстреляла. Она снова то же самое. «Нет, отца я бы не расстреляла». Все было ясно, и в комсомол меня не приняли.

Потом надо было получать паспорт. Многих детей отправили обратно, но мы жили не там, откуда нас увезли, поэтому мы и остались, никто не знал, что мы приехали. Старшей сестре удалось получить паспорт без проблем, средней не давали целый год, все спрашивали, как она вернулась... у нас тетя была такая, которая могла по столу кулаком стукнуть и потребовать, она поехала в Ригу, и паспорт получила.

Осенью 1957 года я поступила в Лиепайский педагогический институт, летом приехала мама. Окончила институт, работала в Кандавской школе-интернате, пять лет, но так как работа была трудная, я волновалась, переживала, доктор посоветовала поменять климат. Уехала я в Салацгриву, но там было не лучше. Велела еще раз поменять климат, здесь мне стало легче.

Как вы оцениваете то, что с вами произошло? Это все было ужасно. Не хочется и вспоминать. Простить это нельзя. Сколько детей там осталось! Остались мы трое. Когда уехали, детей там уже не было. Всю жизнь плачу, стоит только вспомнить, сразу слезы навертываются. Почему надо было увозить отца? За что?

Тетя была хорошая, спасибо ей большое, что согласилась взять нас на воспитание, и все-таки домашнего тепла не было, в Сибири мама только работала, видела я ее мало.

Zalcmane Austra Friča m.,
dz. 1935,
lieta Nr. 15639,
izs. adr. Ventspils apr., Ances pag., Dīcmaņi ,
nometin. vieta Krasnojarskas nov., Suhobuzimskas raj.,
atbrīvoš. dat. 1946.08.16

Zalcmanis Fricis Fridriha d., dz. 1906, lieta Nr. 15639, izs. adr. Ventspils apr., Ances pag., Dīcmaņi

Залцманис Фрицис Фридрихович умер в Вятлаге 31 3 1943 года страница 672 Aizvestie

Дети Сибири ( том 1 , страница 725  ):

мы должны были об этом рассказать... : 
воспоминания детей, вывезенных из Латвии в Сибирь в 1941 году :
724 детей Сибири Дзинтра Гека и Айварс Лубаниетис интервьюировали в период с 2000 по 2007 год /
[обобщила Дзинтра Гека ; интервью: Дзинтра Гека, Айварс Лубаниетис ; 
интервью расшифровали и правили: Юта Брауна, Леа Лиепиня, Айя Озолиня ... [и др.] ;
перевод на русский язык, редактор Жанна Эзите ;
предисловие дала президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга, Дзинтра Гека ;
художник Индулис Мартинсонс ;
обложка Линда Лусе]. Т. 1. А-Л.
Точный год издания не указан (примерно в 2015 году)
Место издания не известно и тираж не опубликован.
- Oriģ. nos.: Sibīrijas bērni.