14 06 1941

Витолиня Илона ( Вилциня ) родилась в 1931 году.

страница 447

Я родилась 18 октября 1931 года в Мадонском уезде, на хуторе «Кипас» Гростонской волости.

14 июня 1941 года я проснулась, папа уже уехал. Он собирался в Мадону, но планы его изменились, и он вернулся. Все были взволнованы, о чем-то говорили и плакали. И тут во двор въехал грузовик. Я страха не испытывала. В кузове сидели председатель волости и солдаты. Они зачитали что-то на русском языке, я не поняла. Все принялись плакать, искать вещи, а о детях забыли. Бабушка стала укладывать в мешок хлеб и копченое сало. Бабушка и дедушка просили, чтобы их взяли, но детей оставили. Нет, так нельзя. Сели в машину и поехали к Арайсу. Самого его не было дома, взяли его жену и детей. Потом поехали к Лиетавиетисам, там мужа тоже не было, видно, уехал. Взяли хозяйку с двумя маленькими детьми.

Ехали мимо магазина, и родители вспомнили, что на мне ситцевое платье и я босиком. Им разрешили сходить в магазин. Отец накупил консервов, конфет, а мне резиновые тапочки, потому что ничего другого там не было.

В Мадоне нас подвезли к большому белому зданию, я знала, что это наша полиция. Потом посадили в вагоны, а папу сразу же отдельно. Отец сказал, чтобы ему отдали большие мешки. Взяли мы только одеяла и небольшой мешочек. Все остальное осталось у папы. Сказали, что отдельно только

поедут, а там соединятся. Мама еще сказала, что если русский говорит «честное слово», это все же чего-то стоит. И папа уехал с салом, с хлебом, там были все наши теплые вещи... И мы тоже поехали. Еда меня не очень интересовала. Нам давали хлеб - кислый и в придачу соленый. Иногда приносили суп. Больше всего

меня беспокоила дыра посреди вагона - это казалось самым ужасным.

Нас было много - семей восемь или девять. Мужчины были все старые. Молодых не было. Всех не назову. Ночью поезд остановили. Когда поехали, запели. По ночам стояли в лесу. И думали, что вот сейчас нас, вероятно, расстреляют. На поворотах было видно, что в поезде 62 вагона. Привезли нас в Боготово, высадили на берегу реки, и стали приезжать «купцы» на быках, на лошадях. Те начальники, кто приехал первыми, отбирали семьи с детьми постарше, знали, что с малышами будет хлопотно.

Некоторое время жили мы у русских женщин, они пустили нас в кухню, где в одном конце спали мы, а в другом теленочек. Было тепло.

Потом отвезли на ферму, где в радиусе пяти-шести километров не было никакого жилья. Жили мы не в таком доме, как тот, этот был как спичечный коробок, из сучьев, обмазанных глиной и коровьим навозом. Приходилось его часто белить, иначе появлялись клопы. Что мы ели, не запомнилось так, как запомнились клопы. Уничтожить их было невозможно - только замажешь дыру, смотришь, через месяц или два снова ползут. Вши считались нормальным явлением, были они и у русских, были и у нас. Копошились в головах друг у друга, не завелась ли какая. Из березы варили щелочь и ею мыли голову, но и это не помогало. Зимой вообще не мылись. На ферме нам было неплохо, все же хлеб и молоко.

Собирали в поле колоски. Если бы поймали, не поздоровилось бы, да кто там будет ловить. Поле в 100 метрах от дома, ну как не подобрать?

страница 448

Осенью 1941 года, 1 октября, я пошла в школу. С языком проблем не было. Писали в книжках между строчек - тетрадей не было. Ни карандашей, ни ручек. Когда мы пошли в школу, Силвия Арая подарила мне химический карандаш, я так гордилась. Из него можно было сделать чернила, можно было и спекулировать. Отрезала кусочек, дала одному русскому мальчику, он так уж просил, а за это он мне целую неделю приносил каждое утро соленый гриб. Это было что-то, так как соли у нас не было. Недостаток сахара не чувствовали, а вот отсутствие соли - да.

У меня были валенки и ситцевое платье. Брат окончил четыре класса, я всего два. Мама сказала, что учиться надо. Достала где-то валенки, правда, с дырявой пяткой. Натолкали мы в них газеты, и так я ходила в школу. Выучилась писать и читать по-русски, и об этом не жалею. Удивляюсь только, почему нынче люди не хотят учиться говорить по-латышски. Летом стали и нас отправлять на работу. Пасли коров - я днем, брат ночью. Быки были зловредные, на лбу прикреплены дощечки. Если дощечка упала, я знала, что нынче коров домой не пригоню, брат тогда прискачет на лошади, и кое-как мы этих быков загоним домой. Случалось, встанет бык под окном и давай мычать и рогами в стенку бить, казалось, вот-вот дом повалит.

Природа там красивая. Росли пионы, вот уж они ни бесили меня - бык, как увидит, сразу к ку

сту. Были примулы, такие у нас в магазине продают. Желтые и красные лилии. Люди природу не ценили. Когда мы стали приносить в дом цветы, ставить их в вазы, и они стали делать то же, а сами до этого не додумались. Русские люди были веселые. Каждый вечер под балалайку пели и танцевали.

И мы вечерами много пели. Не все время ведь плакали. Жизнь есть жизнь. Праздники отмечали. На березы вешали бумажки, отмечали Рождество. Елок не было. В селе как-то видели - привезли сосну, а вот елочек не было. Когда были на елочке в школе, пели про

Чапаева и про Сталина - такие были праздники. Занимались гимнастикой, делали пирамиды. Бегали по деревне, выпрашивали у кого-нибудь блузочку, чтобы принарядиться. Мы украсили березку. Мама что-то смолола, сделала лепешку. Мы уже и не помнили, как выглядит елка.

У нас было два цветных покрывала из крученой шерсти. Мама ими укрываться не разрешала, укрывались фуфайками. Она распускала покрывала, вязала варежки, брат из проволоки смастерил спицы. Нам вязала носки и рукавицы из некрасивой шерсти, зато было тепло. Русским вязала из ярких ниток, за это ей давали кусок мяса или ведро картошки. В первую же зиму мама хотела обменять свое обручальное кольцо на ведро картошки в соседнем селе, но потом подумала - пока доедет, картошка померзнет. Весной поехала и обменяла его на два мешка картошки, ведро огурцов и ведро капусты. У нас был настоящий праздник! Всю весну продержались.

Сажали картошку. Срезали верхушку и оставляли ее на семена. А там вырастало все, что ни посадишь. Земля была плодородная. Навоз сжигали, на поля не вывозили.

Летом выжить было легко. Бродили по болотам, собирали ягоды. В гнездах находили глухариные яйца, как куриные. Наткнулись на гнездо -смотрим, 15 штук, оставили, пусть несется еще, потому что там бывает обычно 18 яиц. Если находили 16 или 17, тогда забирали. Яйца ястребов, сорок, ворон - все были съедобные. До утиных яиц не добирались, те обычно в трясине, под кочками. Были там такие стебли, как у борщевика, почистишь и ешь, съешь охапку, запьешь молоком -жить можно.

Видели сны, особенно часто о еде. Однажды проснулась - и сыта. Стала думать - когда же я ела, во сне или наяву?

страница 449

Зимой делать было нечего. Коров пасли до 1 октября. Пасли, хотя земля и начинала подмерзать. Было 40 коров, от каждой тепла понемногу, ступишь - можно было согреться. Потом школа. Брат научился у одного русского плести лапти.

В 1946 году меня отправили на сушилку, за 20 километров от мамы. Зерно надо было перелопачивать, чтобы не начало гореть. И там я узнала, что в клубе собирают ребят, которых повезут домой. Я тоже пошла и мне сказали: «Хочешь ехать, чтобы вечером вернулась обратно». На машине с зерном я добралась до мамы, она сказала - и думать нечего, надо ехать! Отдала свои хлебные карточки, сказала, что обойдется картошкой. Я купила хлеб, и поехали мы до Красноярска, а это еще дальше в Сибирь. Там пешком прошли два километра до лагеря глухонемых, детей там не было. Нас покормили, но спали мы на полу.

Какие красивые там были березы, а подосиновиков столько, что ведрами нарезать можно было. Поблизости было морковное поле, находили и морковку. Так прожили целую неделю.

Не помню, как оказались на станции, как садились в поезд. Помню в Новосибирске красивые золотые церковные купола, во все глаза смотрели. В Москве вагон всю ночь дергали, ребята падали, разбивали носы. Один мальчик упал, перестал видеть. Нас не высаживали, а с товарными вагонами переместили на рижские рельсы.

В Латвии поразили прежде всего дороги - белые, там они все черные, грязь, а когда сухо - в трещинах. Я и не помнила, что в Латвии такие дороги. В детском доме накормили завтраком. Сначала даже не поняла, почему дали так мало - кусочек хлеба и яичко. Теперь-то понимаю. В дороге варили манную кашу и давали на крышке.

Заболела я корью, две недели проболела. Потом приехали за мной родственники и стали оформлять документы на усыновление. Вероятно, потому и не взяли меня второй раз. И к пенсии лет добавили, потому что считалась я приемной дочерью. Здесь уже началась нормальная жизнь. Достатка особого не было, но не голодали. А для мамы это были трудные годы. Они писала, что потом хлеба не давали ни крошки.

Писала, что если бы мы не уехали, как бы выжили, неизвестно. Брат приехал осенью, на Октябрьские праздники.

Образования не было, но жизнь прожила. Там было пять классов, считалась - основная школа, но главное были баллады Пушкина и песни про Чапаева. Вокруг пальца не обведешь, но и не школа это была.

В Латвии не училась, у приемных родителей у самих было двое, и вернулись беженцами они, с пустыми руками. Я была рада, что есть хотя бы где жить. Выучилась на вязальщицу, всю жизнь проработала в трикотажном цехе. Работа нравилась. Мама в Сибири вначале занята была на сельхозработах. Рыли они силосные ямы. Глина плотная, красная, туда силос закладывали. Что ей велели, то она и делала. Еще сено складывала на крышу сушилки. Так прошло одно лето. Была она и дояркой, а мы с братом пастухами. У нас была очень хорошая бригадир.

Мне дали мои хлебные карточки, брат летом ловил тетеревов. Мама это мясо тушила вместе с зерном. Были и огурцы, но не было соли. Однажды прослышала я, что торгуют солью. Выбрала свои хлебные карточки и обменяла хлеб на соль. А вот к сахару были равнодушны.

Летом выкапывали саранки - луковицы лилий. Сладкие и вкусные. Кажется, ходили на Саянские горы, выкапывали ведрами, есть можно было, пока не прорастут. Брат ловил тетеревов - их там было много. Случалось, волк зарежет теленка, если на костях оставалось мясо, несли домой, соскабливали. Рядом в хлеву держали свиней, привозили им жмых. Кое-что оседало и в наших карманах. Давали нам иногда легкие, печенку или кишки, когда свиней забивали. Все было съедобно, все было вкусно.

Я ни на кого зла не держу. Не волостные же люди были виноваты - им приказывали, они должны были забирать и увозить. Но одному человеку простить не могу, он уже умер, но не могу простить. Я пошла в прокуратуру, нужна была моя подпись в деле. И видела я те подписи под актом. И была там подпись соседа. Писали, что людей следует переместить в Красноярскую область. Так почему же он не сказал бабушке и дедушке, что мы, возможно, живы! Что нас выслали туда. Разве этого он сказать не мог? У него тут, в Мадоне, сын живет, но дети не виноваты. Не выслали бы нас, выслали бы других. И что было бы, если бы нас не выслали? Может быть, то же самое.

Vītoliņa Ilona Jāņa m.,
dz. 1931,
lieta Nr. 16006,
izs. adr. Madonas apr., Grostonas pag., Ķipi ,
nometin. vieta Krasnojarskas nov., Berjozovskas raj.,
atbrīvoš. dat. 1946.09.20

Vītoliņš Jānis Andreja d., dz. 1893, lieta Nr. 16006, izs. adr. Madonas apr., Grostonas pag., Ķipi

Витолиньш Янис Андреевич умер в Севураллаге 31 3 1943  страница 382 Aizvestie

 Для поиска дела по дате рождения или букв имени и фамилии используем запрос

на сайте http://www.lvarhivs.gov.lv/dep1941/meklesana41.php

Дети Сибири ( том 1 , страница 444  ):

мы должны были об этом рассказать... : 
воспоминания детей, вывезенных из Латвии в Сибирь в 1941 году :
724 детей Сибири Дзинтра Гека и Айварс Лубаниетис интервьюировали в период с 2000 по 2007 год /
[обобщила Дзинтра Гека ; интервью: Дзинтра Гека, Айварс Лубаниетис ; 
интервью расшифровали и правили: Юта Брауна, Леа Лиепиня, Айя Озолиня ... [и др.] ;
перевод на русский язык, редактор Жанна Эзите ;
предисловие дала президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга, Дзинтра Гека ;
художник Индулис Мартинсонс ;
обложка Линда Лусе]. Т. 1. А-Л.
Точный год издания не указан (примерно в 2014 году)
Место издания не известно и тираж не опубликован.
- Oriģ. nos.: Sibīrijas bērni.

ISBN	9789934821929 (1)
	9789934821936 (2)
Oriģinālnosaukums	Sibīrijas bērni. Krievu val.
Nosaukums	Дети Сибири : мы должны были об этом рассказать-- / воспоминания детей, вывезенных из Латвии в Сибирь в 1941 году обобщила Дзинтра Гека ; интервьюировали Дзинтра Гека и Айварс Лубаниетис ; [перевод на русский язык, редактирование: Жанна Эзите].
Izdošanas ziņas	[Rīga] : Fonds "Sibīrijas bērni", [2014].
Apjoms	2 sēj. : il., portr. ; 30 cm.
Saturs	Saturs: т. 1. А-Л -- т. 2. М-Я.

9789934821912 (2)
Oriģinālnosaukums	Sibīrijas bērni. Angļu val.
Nosaukums	The children of Siberia : we had to tell this-- / memories of the children deported from Latvia to Siberia in 1941, compiled by Dzintra Geka ; [translators, Kārlis Streips ... [et al.]].
Izdošanas ziņas	Riga : "Fonds Sibīrijas bērni", 2011-c2012.
Apjoms	2 sēj. : il., portr., kartes ; 31 cm.
Piezīme	Kartes vāka 2. un 3. lpp.
	"L-Ž"--Uz grām. muguriņas (2. sēj.).
Saturs	Saturs: pt. 1. A-K : [718 children of Siberia were interviewed by Dzintra Geka and Aivars Lubanietis in 2000-2007] -- pt. 2. L-Z : [724 children of Siberia were interviewed by Dzintra Geka and Aivars Lubanietis in 2000-2012].