14 06 1941

Транс Иварс родился в 1929 году.

Жили мы на хуторе Стура Яунземьи Светеского района.

До 1941 года наша семья - отец и мать, я, старший брат Зиедонис , сестра Ливия и

самый младший Янитис.

14 июня 1941 года, в один прекрасный солнечный день...

страница 805

Жили мы на хуторе « Стура Яунземьи » Све-теского района. До 1941 года наша семья - отец и мать, я, старший брат Зиедонис, сестра Ливия и самый младший Янитис.

14 июня 1941 года, в один прекрасный солнечный день... Меня в тот момент не было дома, был в школе. Позвонили, чтобы срочно пришел домой. В чем дело, не знал. Подъехал, смотрю - во дворе грузовик. В кузове один в русской форме, в руках винтовка со штыком, рядом чужие понурые люди -те, кого забрали до нас. Когда вошел в дом, увидел отца, сидящего за столом. Был офицер и, кажется, двое в штатском. Я спросил, в чем дело, мне ответили, что нас вывозят. На семью разрешили взять 100 килограммов груза - даже взвесили, в кладовой у нас стояли весы. Берите, что хотите, но не больше 100 килограммов. Разложили все в три мешка, это и был весь наш багаж. Посадили в машину, я только успел накинуть какое-то пальтецо. Потом машина отправилась в следующий дом, в «Лонес». Забрали семью Баугерс, и повезли всех в Ригу, на поезд.

Подвели к вагонам, отца сразу же разделили с семьей, увели в другой вагон. В товарном вагоне, куда нас посадили, были двухъярусные нары, на них уже устроились привезенные до нас. В полу вагона была дыра, потом мы ее отгородили простынями. День или два стояли на станции. Настроение у всех, естественно, подавленное. Мы, дети, переживали гораздо меньше, чем наши родители, не понимали, во что все это выльется. Мне в то время было едва 11 лет. Так что происходящее я близко к сердцу не воспринимал. Пока еще был не голоден, вещи из дома какие-то взяли, никаких проблем.

Поезд остановился, кажется, всего один раз, в нежилых местах, по обе

стороны насыпи были болота, чтобы мы не могли никуда сбежать. Открыли двери и выпустили. По-моему, вынесли и умерших - в болото. Когда все справили нужду, вымылись, снова загнали в вагоны и повезли дальше в том же режиме до Красноярска.

В Красноярске высадили. Оказались мы на станционной площади, кто под навесом, кто под открытым небом. Там провели мы не одну неделю. Приходили с заводов, из учреждений, выбирали тех, кто мог что-то делать, уводили. У нас даже скамеечек не было, сидели и лежали прямо на земле. Меня, например, взяли копать какую-то... словом, на земляные работы. Возможно, собирались там строить завод или еще что.

Многих обокрали. Там местные разгуливали. Стоило тебе оставить свои вещи, тут же они пропадали. Приходилось сидеть или спать на узлах.

Потом погрузили на баржи. Многих, во всяком случае, не знаю, может быть, других в другую сторону увезли. Плыли по Енисею. Привезли в село Тайменка Уярского района. Это была латышская деревня, латыши жили здесь еще с давних времен, когда в царской России раздавали землю. Не было ни одной русской семьи. Раньше они жили в тайге, в своих домах. Когда мы приехали, они все жили уже в деревне, в тайге все еще стояли пустые избы. Я сам эти дома видел, работал на лошадях в Тай-менке целый год, в 41-м, в 42-м, сено сгребал. Я еще дома научился с лошадьми обращаться, отец научил. Видел я эти брошенные дома, в селе избы были гораздо хуже, меньше. Одна улица в селе была. И они жили небогато, их в деревню согнали за пару лет до войны, обжиться еще не успели. Для них жизнь в деревне была внове. А русские не терпели, когда кто-то жил

страница 806

на заимке, в лесу, ведь не уследить. К тому же еще и латыши. И организовался Таймырский сельсовет, небольшой колхоз.

Спали мы на сучьях, у нас ни пил, ни топоров с собой не было - ни у кого ни одного инструмента.

Жили так, пока земля не начала замерзать. Тогда над нами сжалились, стали расселять в дома к местным. В каждом доме людей было напихано... До этого мы нигде не работали, ничего не зарабатывали. Протянули кое-как зиму. Зимой ходили пилить, росла рядом березовая роща красивая, приказали пилить чурки для генераторов, дрова для тракторов. Сначала кругляши толщиной шесть-семь сантиметров, потом надо было их расколоть и самому привезти на санках. Ящик надо было наколоть и отвезти в сарайчик, где их принимали. И так до весны работали, зима и прошла.

Жили в помещении без пола и без потолка, младший Янитис заболел. Тяжело заболел. Врачей вообще никаких не было, еще и голод страшный. Братишка и умер.

В 42-м году стали поговаривать, что придется ехать дальше. Пришли иэ»сельсовета, принесли бумагу - надо переезжать, ехать дальше. Нашей семьи в том списке не было. Не знаю, почему. Может, потому что у мамы со здоровьем не все было в порядке, никакая она была не работница, я еще мал, у старшего брата болела нога, хромал, так что пользы от нас никакой - рассчитали. Никто и на работу нас брать не хотел, утруждать себя. И не отправили нас

никуда, а всех остальных латышей, с кем мы уже сдружились, увезли.

Я тогда уже на лошадях работал. И вот сговорились мы с одним местным парнишкой, запрягли лошадь, на которой я работал, договорились с домашними, что нечего нам здесь оставаться, страшный голод в этом колхозе. Мы не знали, что нас ждет, но оставаться здесь - значило погибнуть, долго мы бы здесь не выдержали. Было это весной 1942 года. Мама уже вскопала пятачок земли, даже картошку посадила. Все осталось. Там, наверху, они так и старались нас проредить. Из Красноярска плыли на баржах по Енисею. Потом по Ангаре. Там подряд леспромхозы. Остановился наш пароход возле села Артюгино, высадили... Тут же пришли представители, отбирали пригодную для них рабочую силу - женщин покрепче, с детьми постарше, мужчин же не было, если и были, то старики. Нас никто не выбрал, остались мы на барже, поплыли дальше. Выше по Ангаре, километров шесть-семь, село Иркинеево, колхоз. Высадили на берег и сказали - дальше не повезем. Не сказали даже, куда идти, никто нами не интересовался.

Была наша семья и еще несколько человек. Таких же. Спустя какое-то время поселили нас в местном клубе. Там были и семьи из Украины. Они были богатые, вдоль стены стояли их мешки с зерном. Я даже стал спрашивать, как будет по-украински то и то. Картошка, например.

Вскоре все это закончилось, работы не было, нам ничего не обещали, Иркинеево тоже от нас отказалось. Если мне не изменяет память, были там и финны. Но уже не мальчишки, мужчины. Русский язык они знали. Каким-то образом узнали они про село Бедоба, там как будто бы хорошо. А из Иркинеево туда можно добраться пешком. И вот в один прекрасный день... В то время нами даже комендатура не интересовалась живы ли мы, где мы, кто мы такие вообще. Никто нас не регистрировал.

...Вспомнилась еще Тайменка. Было это в 1941 году, когда привезли. Обычно комендант вызывал маму ночью на допрос, в школу. Расспрашивал подробно - кто мы такие, что делали, где работали. Велел подписать документ, что мы добровольно приехали в Россию на 25 лет. Было это сразу же по приезде, в Тайменке. Все обычно происходило по ночам. Так обработали всех. С допроса мама пришла заплаканная, сказала, что жить нам здесь предстоит 25 лет. Насколько помню, бумагу она не подписала. Сказала, что хуже все равно не будет.

страница 807

Были там ребята младше меня - Арнолде Клав-сонс и Озолиньш, были двое постарше - с моря, из Павилосты. Решили мастерить плот, переправиться на другой берег. Семьи их остались в Иркинеево. Но с плотом им не повезло. Связали его из каких-то поваленных деревьев, инструмента никакого. Один встал на одном конце, второй стал забираться, плот перевернулся, и оба оказались в воде. Но пловцы они были хорошие, выплыли. А мы взялись за руки и стали переходить реку вброд. Было не очень глубоко, примерно до подмышек. На той стороне стояло какое-то строение, раскинулись колхозные поля. Потому там и стоял этот домик, в нем летом жили бригады. Сейчас он пустовал, мы разожгли печку, обсушились, обогрелись.

Первая проблема, с которой столкнулись, - чем топить. Пришли мы поздней осенью. Мужчин нет, женщины есть женщины, ну и мы - мальцы. Велели нам пилить дрова. Троим - мне, старшему брату и Карлису Озолиньшу. Для колхоза, для конторы, там дрова заранее не заготавливали. В тайге было столько сухих деревьев, которые не гнили, стояли,

как свечи. В колхозе была специальная бригада, которая возила в деревню шестиметровые бревна. Возле ферм были специально отведенные места, где грели воду для скота. Вот мы ходили и пилили. Польза была и в том, что можно было принести несколько поленьев домой. Воткнешь топор в чурбак, закинешь на спину и несешь. Первые годы были очень трудные.

Руки у старшего брата Зиедониса были ловкие, можно сказать, золотые руки. У местных не было ни колец, ни сережек, ну ничего. Он научился их делать. У кого-то из латышей был с собой пятила-товик, лат или два лата - ну, на что нам они там? Набрали у всех и научились делать из них кольца. Но и камушек вставить надо было. У кого-то с собой и зубные щетки были. А они в те времена были прозрачные, разноцветные. Из них и вырезали «камушки». Местные мало что понимали в драгоценностях, ничего там не было. И сережки делали. Как делали - инструментов-то никаких. Только молоточек, пилку где-то достали, в кузне долото смастерили. Как комплект готов, так мама

страница 808

идет продавать. Потом придешь на вечеринку, и самому приятно - у девушек на пальцах наши колечки, сделанные из медных гильз. И такие были. Только гильзы у охотничьих патронов были медные, не такие, как здесь, бумажные. И размер был подходящий - 16-й, 12-й, как раз на палец. И в них вставляли глазки разноцветные, всем было хорошо.

В 1946 году вас пытались отвезти в Латвию? Нет, до нас сведения эти не дошли. Связаться с нами было очень трудно, через село не проехать, дороги не было, по реке транспорт не ходил. Речка наша была несудоходная, баржи в нее не заходили. Самый подходящий был зимний путь или верхом. Мы же были в самой тайге. В любую сторону от села пойдешь - в стену деревьев уткнешься. Дальше ли от села, или ближе - сплошь тайга. Единственный путь - в сторону района. В другую сторону ни дорог, ни сел уже не было.

Да, был почтальон, который, кажется, появлялся раз в неделю. В 1950 году стал прилетать «кукурузник». Это было событие!

Насчет образования было так. Дома я окончил четыре класса, сюда приехал - в школе тоже только четыре класса. Я был крепкий парнишка, учиться не отпускали, чтоб и не думал даже, посылали в отдаленные бригады работать. Неделями дома не бывал, только в субботу приезжал в деревню, к маме. Сначала во 2-й бригаде работал, потом в 3-й, всегда далеко.

В 1956 году я уже в МТС работал. Зимой ездил ремонтировать трактора, километров за 60, на месте не ремонтировали. У меня уже был паспорт, а до этого просто бумажка - такой-то и такой, без права выезда. Паспортов и у местных не было, ни у кого. Были какие-то справки, мол, зарегистрирован в таком-то селе, молодые тоже не могли никуда выехать. Паспортов не давали никому. Нам паспорта выдали в Богучанах. И я сказал в МТС, что, так как я свободен, хочу весной уехать.

Меня не подвели, разрешили, с первым же пароходом уехали. Простились, и повезли нас в Красноярск. Даром. А дальше уже за свои деньги...

Trans Ivars Jāņa d.,

dz. 1929,
lieta Nr. 15410,
izs. adr. Jelgavas apr., Svētes pag., Stūra Jaunzemes ,
nometin. vieta Krasnojarskas nov., Ujaras raj.,
atbrīvoš. dat. 1956.10.22

Trans Jānis Jāņa d., dz. 1891, lieta Nr. 15410, izs. adr. Jelgavas apr., Svētes pag., Stūra Jaunzemes

Транс Янис Янович умер в Вятлаге 7 4 1943 15410 и p-7531 стр 266 Aizvestie

№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№

Для поиска дела по дате рождения или букв имени и фамилии используем запрос

на сайте http://www.lvarhivs.gov.lv/dep1941/meklesana41.php

https://nekropole.info/ Человек умирает не тогда, когда перестает биться его сердце, а тогда, когда о нем забывают те, кто его любили

Дети Сибири ( том 2 , страница 805  ):

мы должны были об этом рассказать... : 
воспоминания детей, вывезенных из Латвии в Сибирь в 1941 году :
724 детей Сибири Дзинтра Гека и Айварс Лубаниетис интервьюировали в период с 2000 по 2007 год /
[обобщила Дзинтра Гека ; интервью: Дзинтра Гека, Айварс Лубаниетис ; 
интервью расшифровали и правили: Юта Брауна, Леа Лиепиня, Айя Озолиня ... [и др.] ;
перевод на русский язык, редактор Жанна Эзите ;
предисловие дала президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга, Дзинтра Гека ;
художник Индулис Мартинсонс ;
обложка Линда Лусе]. Т. 1. А-Л.
Точный год издания не указан (примерно в 2015 году)
Место издания не известно и тираж не опубликован.
- Oriģ. nos.: Sibīrijas bērni.