14 06 1941

Розе Вия ( Галвениеце ) родилась в 1933 году.

У меня был брат Вилнис Розе, папа Фрицис Розе,  маму звали Лилия Розе.

страница 516

У меня был брат Вилнис Розе, папа Фрицис Розе, маму звали Лилия Розе. Жили в Смарде на хуторе «Розитес». Хозяйство было новое. Мы только-только начали там жить, и года не прошло. В большой комнате даже еще не настелили полы. Там пока жил арендатор, который присматривал за скотиной - было несколько лошадей, может быть, были и коровы. Папа сказал, что назвать меня надо Вия, фамилия Розе, вот и получится - гирлянда роз. Это мне мама рассказывала.

14 июня 1941 года нас разбудили ночью, стучали в окна и в двери. Подняли родителей. Потом и нас. Брат плакал, ему было всего три года. Приказали собраться. Сложили мы вещи, велели запрячь лошадь, посадили нас в повозку и повезли. Отец шел пешком.

Приехали на станцию Тукумс-2, посадили в вагоны. Назавтра тетушки узнали, где мы, приехали из Смарде. Просили оставить им хотя бы брата, им отказали, потому что брат был уже в вагоне. Мы ехали на верхних нарах. Были и еще семьи с детьми. Слушали, как стучат колеса. В полу была выпилена дыра, потом отгородили это место простынями, чтобы тебя не было видно. Когда первый раз выпустили оправиться, пришлось сидеть перед вагоном, у всех на виду. С едой было плохо. В России стали приносить кипяток. Мама снова заболела.

Привезли сначала в Красноярск. И нас с братом отвезли в детский дом. Поселили в одной комнате, дали конфет, мы так наелись, что начался у нас понос. Держали несколько дней, потом подъехала повозка, мне велели одеваться, и отвезли меня в детский дом в Семеновке. Братик бежал за нами и кричал: «Сестричка, не уезжай!». С тех пор я его больше не видела. В детском доме, куда меня привезли, были дети разного возраста, были 18-летние. Поместили меня в большой комнате, где было 20 или 30 детей. Кровати стояли вплотную. На мне было вышитое мамой платьице с синими цветочками. И воспитательнице, и детям оно очень нравилось. Потом это платье пропало. Я заболела корью. На ночь окна закрывали одеялами, так мы спали.

Вначале мама была в Красноярской больнице, потом ее перевели в Ачинск, где она жила в какой-то русской семье. Когда она узнала, где я, приехала в Красноярск, но так как она была больна, из детского дома брать меня не стала. И брата не взяла. Я слышала, что брат заболел дифтерией и в 1942 году умер. Пусть Бог меня простит, но то, что мама не забрала брата из детского дома, я ей простить не могу. У меня сложилось такое впечатление, что она не хотела себя утруждать, она привыкла к легкой жизни - все время жила по санаториям.

В детском доме вши нас просто заедали. Всех постригли, выстирали одеяла, а они нападали еще яростнее. С едой - вначале было как было, потом стали давать щи. У меня было пальтишко - все было залито. Мама привезла, ложки, рукавички - все у меня украли. Привезла снова - и снова украли. Больше привозить она не стала. Был такой эпизод: во время послеобеденного сна одна девочка что-то усердно чиркала под одеялом. И я видела, и другие видели. Оказалось, это она чиркала портрет Сталина в моей азбуке. Все на меня - фашист, как можно, отца... Потом кто-то сказал, что это сделала не я. И все принялись ее бить. Должны были меня бить. И еще эпизод: возле печки сушились валенки, и ночью кто-то в валенок сходил. И снова все на меня, к счастью, кто-то видел, что

страница 517

это была не я. И снова бросились того бить, кочергой, поленьями, всем чем. Все это мне предназначалось... Я там была одна латышка, «фашист», больше латышей не было.

Жилось там по-всякому. Был один маленький мальчик, который весь свой хлеб отдавал старшим. Когда он однажды отказался, его бросили в яму, сверху накидали веток, кустов. Когда через месяц его нашли, он уже весь высох.

Перевели нас в детский дом на месте бывшего пионерского лагеря. Там было красиво. Дом стоял на горе, вокруг кедры, у подножья - река Чулым. В лесу росла костяника, черемуха, мы все это ели. Были кедровые орехи, чеснок. В лесу росли тюльпаны. Условия здесь были намного лучше. Вручили детям портфели, красивые школьные портфели. Я даже сказала: я не заслужила такой красивый портфель. Дети вели себя здесь нормально, а дети служащих бегали следом за мной и кричали: «Латыш, куда летишь?..». Таким вот образом.

Потом закончилась война, стали присылать в детский дом одежду из-за границы. Мама узнала, что

детей отправляют в Латвию, списалась с крестной и с папиным братом, они сказали, что меня возьмут. И стали меня собирать - дали с собой полмешка хлеба, меда, всего чего, два платья, которые прислала мама, еще какую-то одежду. На лошади отвезли в Красноярск, где уже собирали детей.

Забрали еду, сказали, что положат на склад, чтобы не пропало. Одежду оставили. Детей было много, но я никого не знала, в детском доме я одна была латышка. Когда мы встали наутро, на складе наших продуктов не обнаружили...

Я приехала с первым эшелоном. Посадили нас в вагон, без еды. Ехали мы 10 дней. Проводницы иногда что-то приносили со станции, нас посылали за кипятком. Я спала на одной полке с девочкой, как оказалось потом, она была из Тукумса, еврейка, волосы у нее был длинные, вшей много, она и меня наградила.

Когда в Ригу приехали, день был пасмурный. А я, в честь того, что вернулась на Родину, надела красивое платье. Но нас повели в «вошебойку», одежду надо было оставить, когда вышли, мне дали большое фланелевое платье, я так горевала о своем красивом

страница 518

платье, которое пришлось выбросить. В детском доме на 10 дней был объявлен карантин.

Кормили хорошо. Разыскали моих родных, и через 10 дней за мной приехали. Отвезли в Кемери, где я прожила год у крестной. У нее у самой было трое детей, и своей они меня не считали. Я по-латышски знала только «спасибо» да «пожалуйста». Как-то крестная мыла ноги и попросила подать ей мыло, а я бросилась мыть ей ноги. Она только посмеялась.

Дядя работал электриком и часто выпивал. Придет, давай своим раздавать деньги - кому три рубля, кому пять, а я тут же стою, и так мне обидно!

Папина мама была еще жива, она все говорила: «Где-то мой Фрицис!». А потом увидела сон, что его расстреляли. Как-то зашел один, кто когда-то знал отца, бабушка ему и скажи: «Фрицис умер», а тот воскликнул: «Вот и хорошо, он же был полицейский!».

Когда нас выслали, он полицейским уже не был. Но пьяниц не терпел, а этот, видно, был из таких...

Год я училась в Кемерской школе, потом мама написала, чтобы я шла жить к ее брату. Там я выполняла все обязанности работницы, ходила в постолах - как все пастухи. Была у них батрачкой. Училась в Смардской школе, в 4-м классе.

Потом приехала мама, самовольно. Она сняла в Тукумсе, на улице Талсу комнатку, взяла меня к себе. Прислали извещение, что папа умер в 1942 году, как и братишка. В Тукумсе пошла в 5-й класс.

Пару лет маму никто не тревожил. А потом началось все сначала: маму посадили в Тукумскую тюрьму. Прихожу домой - все разбросано, перевернуто, мамы нет. Хозяйка сказала, что маму арестовали. Я должна была отнести ей клубочки шерсти, но я не знала, что в них хранятся золотые монеты. Через пару дней маму перевели в Шкиротавскую тюрьму и продержали там две недели. Я к ней приезжала. Оттуда ее отправили в Парогре. Я сложила в фанерные чемоданы вещи, которые она привезла из Сибири, и повезла ей, потому что сказали, что ее скоро отправят. Отправили маму на сей раз в Омскую область, в небольшой городок Абан.

Мама окончательно вернулась в 1955 году.

Воспоминаний много, и они тяжелые. Русские, которые там жили, ни в чем не были виноваты.

Roze Vija Friča m.,
dz. 1933,
lieta Nr. 19691,
izs. adr. Tukuma apr., Smārdes pag., Klopji ,
nometin. vieta Krasnojarskas nov., Ačinskas raj. ,
atbrīvoš. dat. 1946.08.31

 Roze Fricis Jāņa d., dz. 1902, lieta Nr. 19691, izs. adr. Tukuma apr., Smārdes pag., Klopji

Розе Фрицис Янович умер в Вятлаге 15 6 42 страница 620 Aizvestie дело 19691

################################################################

Для поиска дела по дате рождения или букв имени и фамилии используем запрос

на сайте http://www.lvarhivs.gov.lv/dep1941/meklesana41.php

иногда помогает https://nekropole.info

Дети Сибири ( том 2 , страница 516  ):

мы должны были об этом рассказать... : 
воспоминания детей, вывезенных из Латвии в Сибирь в 1941 году :
724 детей Сибири Дзинтра Гека и Айварс Лубаниетис интервьюировали в период с 2000 по 2007 год /
[обобщила Дзинтра Гека ; интервью: Дзинтра Гека, Айварс Лубаниетис ; 
интервью расшифровали и правили: Юта Брауна, Леа Лиепиня, Айя Озолиня ... [и др.] ;
перевод на русский язык, редактор Жанна Эзите ;
предисловие дала президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга, Дзинтра Гека ;
художник Индулис Мартинсонс ;
обложка Линда Лусе]. Т. 1. А-Л.
Точный год издания не указан (примерно в 2015 году)
Место издания не известно и тираж не опубликован.
- Oriģ. nos.: Sibīrijas bērni.