14 06 1941

Рекис Имантс родился в 1939 году.

В семье были отец, мать, две сестры.

Жили в Гробиняс до 14 июня 1941 года.

страница 507 том 2

В семье были отец, мать, две сестры. Жили в Гробинясдо 14 июня 1941 года.

Как рассказывала мама, 14 июня ночью постучали, мужчины с оружием приказали за 15-20 минут собрать вещи, и нас увезли. Мама была верующая, но Библию взять не разрешили, такие вещи выбрасывали. Насколько я знаю, с другими семьями обходились более человечно. Когда высылали, сказали: мужчины поедут первыми, построят дома и встретят вас горячим чаем.

Чистое издевательство со стороны чекистов. Не скажут же они, что везут нас в Сибирь. Собирали на дюнах Ильгю. Были и из латышей попутчики. Людей били. Было и такое. Затолкали в телячьи вагоны подростков, детей, стариков. Мужчин и юношей посадили в другой эшелон, который стоял на соседних путях.

В Елгаве отца выпустили, он принес нам деньги, позаботился о нас. Привезли нас в Новоселовский район Красноярской области, в деревню Камчатка. Сразу же надо было идти работать. Удивляюсь, как я выдержал целый месяц в телячьем вагоне. Мама рассказывала, что какая-то девочка в вагоне до того достеснялась, что у нее лопнул мочевой пузырь. Она умерла.

Когда приехали на место, у какой-то женщины начались роды, вызвали врача. Пришел врач в залатанной одежде, вот тогда-то и увидели эту нищету. Женщину вынесли из вагона на простынях, оставили на земле, и началась гроза. Такие вот были нечеловеческие условия. Из Красноярска нас: латышей, литовцев, эстонцев, поволжских немцев повезли на пароходе. С деревне жили в бараках. Матери пошли на работу. Их заставили подписаться на трехпроцентные

облигации, но денег не было, на что комендант сказал, что они, видно, плохо работают, раз нет денег. Вызвали председателя, смотрят - у мамы 900 трудодней. А денег за работу не давали. Угрожая оружием, велели подписаться.

Ели жмых, что дают скоту, - как конфеты. Потом отравились, началась дизентерия. Поволжские немцы научили нас есть сусликов - на вкус как мясо птицы. Лебеду, крапиву. Так питались не только мы, но и местные. Пекли лепешки из крапивы, варили суп из лебеды. Может, от этого у меня в 65 лет все зубы свои. Сибирская закалка, витамины.

Мама работала - днем дояркой, ночью протравливала семена. От голода распухла, ели и ячменную полову, еще и сейчас бывает такое чувство, что застряла она в горле. Сестры были взрослые, ходили пасти скот, работали на ферме. Старшая сестра Белта после войны выучилась на портниху. Она была человек верующий. Когда она умерла, положили ей с собой Библию.

Вначале в Сибири все родственники жили вместе, и мамина сестра с детьми. Это были колхозные времена. Мама уходила на работу - мы еще спали, мама приходила с работы - мы уже спали. Материнской любви не знали. Дзидра говорит, что только благодаря мне - тогда полуторагодовалому - мы остались живы. Вербовали за Полярный круг - нужны были рыбаки. Вероятно, были и там хорошие люди, сжалилось чье-то сердце над мамой. Это мы так думаем.

Продавали одежду. Мама сказала, что с обручальным кольцом не расстанется. Потом у нее кольцо украли. Чтобы выжить, надо было воровать. В колхозных погребах хранился семенной картофель. Один

страница 508

латышский парнишка нашел ход, и через щелку потихоньку да помаленьку картошку вытаскивали. Пошли весной русские проверять, кража и раскрылась. Поставили медвежий капкан. Один из ребят в последнюю минуту заметил капкан в сугробе, а то бы без ноги остался.

В 1953 году стали все писать письма в Москву, Швернику, в Латвию. Поучили отказ. В 1957 году я подрабатывал в больнице - заготавливал дрова. Домой 50 километров шел пешком. Прихожу, русские ребята бегут навстречу - вы свободны. Я не поверил. Потом сестра сказала, что это правда.

Приехали мы одними из последних. Несколько семей остались, еще и сейчас там живут. Замуж вышли, переженились, у кого-то жена немка и пр.

Мы хотели ехать, но маме сказали - подожди, пытались отговаривать. У нас был свой дом. Расставаться с Россией было трудно, там были друзья. А когда привезли, мама рассказывала, что высадили на камни. Как звери. И обзывали фашистами, кулаками. Заморочили им голову.

Продали мы свой дом одному русскому. Денег у него не было, обещал прислать. Мы думали, не пришлет, но через полгода деньги пришли. Русские были люди сердечные, гостеприимные. Природа там - не описать. Скалы, горы, могучие реки, пароходы.

В школу ходил с 1-го по 8-й класс. Когда вернулись в Латвию, хотел учиться. Но мы везде были неугодны. В Гробиняс сказали, чтобы брали участок и

страница 509

строились. Мама как рассуждала - начнем строиться, а потом снова все национализируют? До этого у нас был большой дом, сад, хозяйство. Маме сказали, чтобы шла в колхоз, там тоже люди живут. А мама им: 17 лет в колхозе работали, добра не нажили. Мы, дети, все трое пошли работать в МРС, в цех ширпотреба, в «Тилти». Купили скотину. И вскоре все стали обзаводиться семьями.

В свой дом не попали, он сгорел. Жил рядом один еврей, не хотел, чтобы дом его во время войны достался немцам или русским, подпустил огонь. Сгорел и его дом, и наш. Когда мы приехали, на фундаменте нашего дома построили новый дом, по нашей земле проложили шоссе. В 1991 году получили за все это компенсационные сертификаты, за копейки продали, чтобы выжить. Только на сей раз уже здесь.

В России пошел в школу, когда мне исполнилось девять лет, русский язык учил дома. Никто за руку в школу меня не отводил, сам влез в галоши и пошел. Не постучался, не извинился - вошел в класс, сел на последнюю парту. Урок окончился, учитель объяснил мне правила приличия. В школе у меня был друг - сын учителя Леонид Кулевцов. В школе с 5-го класса преподавали немецкий. Читать по-латышски могу. А пишу без знаков долготы, в Латвии ни часа не учился. Случаются и курьезы. В Сибири между собой разговаривали по-латышски, там латышей было много.

Об отце узнали, когда готовили документы на землю в 90-е годы. Посоветовали обратиться в Верховный суд, но... Так как он не был осужден, по неофициальным сведениям, он находился в Кировских лагерях. К нам приходил министр земледелия Бирзниекс, он сидел вместе с отцом в лагере. В Верховном суде мне сказали, что прежде всего надо написать заявление, так как и у них существует бюрократия: если станет что-то известно, ответ прилет через неделю. Если сведений не будет, придется ждать дольше. Через неделю получил письмо, из которого выпала фотография, на которой отец гектографирован в профиль, на обороте надпись: 2; января 1942 года в 8:20 расстрелян за связь с заграницей. Судьи - трое из Кировской области: капитан Колбин, майор Пуфайкин и третий, чью •ами.мпо не прочесть из-за плохого качества копии. Бирзниекс рассказывал, как тяжело им приходилось работать, пересылали их из одного лагеря в другой, тгобы не вздумали бунтовать. Охрана огромная, зылг заключенные самых разных национальностей.

Отец дружил с евреем. Он совсем обессилел, и отец ему помогал. Это не понравилось. Отцу вечером велели собрать вещи. Он знал, что это не к добру, попрощался с друзьями, ночью там исчезали люди. Вероятно, поэтому охрана напивалась, когда шла на охоту за людьми...

Наш отец был айзеаргом. Вышинский сказал: «Спилишь столб, забор сам завалится». Отец был работящий, аккуратный. То ездил с огурцами в Ай-зпуте, то в Лиепаю с капустой. Радовался, когда я родился, - наследник. Сыну все разрешалось. Если отец читал газету, я мог ее порвать на мелкие клочочки, он ничего не скажет. Видно, предчувствовал, то понянчить меня не удастся. Отец окончил офицерское училище. Он понял, что происходит, когда началась национализация. Ходил черный. Семья хотела уехать в Швецию, но мать была категорически против - трое маленьких детей, языка не знает, родня тут, в Отаньке, в Нице, Гробиняс. Потом мать жалела. Без отца язык пришлось учить, так же было бы в Швеции, Канаде или Америке, но были бы все вместе. Но когда люди бежали, пароходы потопили. Кто знает, как было бы.

Латвия, когда вернулись, впечатление оставила плохое. В Сибири хороший климат, плодородная земля, дом, скотина. Ходили слухи, что будут менять деньги. Хотя сколько их было у нас... Приехали -жить негде, слякотная, противная осень. Странно было слышать латышскую речь. Улицы мощеные, голуби. Переехали границу, смотрим - один тянет лошадь за повод, второй на плуг налегает. Через месяц после приезда убирать урожай помогали родственникам. Год бедный был. Говорили: «Лучше бы в Сибири остались...»

Латвия. Кто-то говорит - счастливая страна. Для нас она такой не была.

Другие называют «страной дураков». Но жить надо. Когда пришла независимость, дома у меня было трое безработных, один я работал. Были и долги. За тепло, правда, платил исправно - «Ла-ума» нам каждый месяц приплачивала. За долги пришла бумага - переселять нас собрались в район Караосты. 43 года в Латвии проработал, ни минуты не пропустил, куча дипломов «Мастер - золотые руки», на Доске почета побывал! Писал об этом президенту, Гунтису УХманису. Ответили, чтобы становились на Биржу труда...

Будто мы там не были! Ответ пришел из Канцелярии президента - не беспокойте Президента, у него другие обязанности.

 Reķis Imants Alfrēda d.,
dz. 1939,
lieta Nr. 13275,
izs. adr. Liepājas apr., Grobiņa, Lielā iela 107 ,
nometin. vieta Krasnojarskas nov., Novosjolovas raj.,
atbrīvoš. dat. 1957.06.12

Reķis Alfrēds Augusta d., dz. 1898, lieta Nr. 13275, izs. adr. Liepājas apr., Grobiņa, Lielā iela 107

Рекис Алфред Аугустович расстрелян в Вятлаге  10 1 1942 года страница 337 Aizvestie дело 44737*

################################################################

Для поиска дела по дате рождения или букв имени и фамилии используем запрос

на сайте http://www.lvarhivs.gov.lv/dep1941/meklesana41.php

иногда помогает https://nekropole.info

Дети Сибири ( том 2 , страница 507  ):

мы должны были об этом рассказать... : 
воспоминания детей, вывезенных из Латвии в Сибирь в 1941 году :
724 детей Сибири Дзинтра Гека и Айварс Лубаниетис интервьюировали в период с 2000 по 2007 год /
[обобщила Дзинтра Гека ; интервью: Дзинтра Гека, Айварс Лубаниетис ; 
интервью расшифровали и правили: Юта Брауна, Леа Лиепиня, Айя Озолиня ... [и др.] ;
перевод на русский язык, редактор Жанна Эзите ;
предисловие дала президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга, Дзинтра Гека ;
художник Индулис Мартинсонс ;
обложка Линда Лусе]. Т. 1. А-Л.
Точный год издания не указан (примерно в 2015 году)
Место издания не известно и тираж не опубликован.
- Oriģ. nos.: Sibīrijas bērni.