14 06 1941

Паурниете Мара родилась в 1940 году.

 отец расстрелян в Севурлаге 19 9 1942

Отец  был секретарём в волости, мама домашняя хозяйка.

Ещё в 1941 году отец что-то почувствовал и ушёл с работы.

Ушёл жить к родителям в Инчукалнскую волость и работал в Раунской МТС бухгалтером.

Нас было трое.

Отца предупредили, чтобы бежал, но он, как человек честный, и не подумал.

 

страница 237

Отец был секретарем в волости, мама домашняя хозяйка. Еще до 1941 года отец что-то почувствовал и ушел с работы. Ушел жить к родителям в Инчукалнскую волость и работал в Раунской МТС бухгалтером.

Нас было трое. Отца предупредили, чтобы бежал, но он, как человек честный, и не подумал. Продолжал выполнять свои обязанности - организовал транспорт, не предполагая, что некоторые грузовики предназначены для нас.

Приехали охранники, мама стала собирать вещи. Один, видно, знающий, сказал, чтобы брали как можно больше теплых вещей. Посадили в грузовик и привезли на станцию в Цесис. Отца сразу же увели.

Ехали в вагонах для скота. Я только-только начала учиться ходить, но в вагоне это было невозможно. Маме пришлось держать меня на руках. Воды, когда везли, не давали, сколько накапает через окно в консервную банку, то и наше. Маме было тяжело, она ждала мою сестренку, которая родилась в августе 1941 года в Сибири.

Поездка была ужасная. Еды не давали, ухода никакого. Если кто-то умирал, его выкидывали из вагона.

Ачинск - это был первый пункт, где нас поделили. В колхозе убирали урожай. Молотили без техники. Дядюшка Икаре смастерил латышкам одноручные косы. Когда подсчитывали трудодни, ссыльным ничего не начисляли - они не были колхозниками.

Остались мы ни с чем, хоть умирай с голоду. Мое счастье, что мне было 11 месяцев, я ничего не понимала. Благодаря маме, ее выдержке, силе духа, я выжила.

А сестренка родилась и там осталась. Это было зимой, мы с сестрой болели воспалением легких, а мама ошпарила ноги. В бараке было холодно, на потолке и на полу намерзал лед. Сестренку окрестили Илзой. Так и осталась она в Сибири. Умерла зимой.

Мама, как ты Илзите хоронила? Разбивали и разбивали землю мотыгой. Земля промерзла. Первые зимы были страшные. Старые люди умирали, хоронить было трудно. Когда весной снег таял, говорили, что кости торчали. Разве это можно описать!

В основном все заняты были на сельскохозяйственных работах. Женщины и в лесу работали. Начальники, узнав, что латышки хорошо работают, вместе с комендантом переманивали их, и поэтому нас бросали с места на место. Плохо это было, когда только-только начинали землю возделывать. Из картофельных очисток собирались выращивать картошку. Перевезут в другое село за 10 километров, и даже эту малость не дают убрать. Нас, видно, назначили на уничтожение. Когда начинаю рассказывать, говорю, что пробавлялись мы голодом.

Настал 1946 год. Я сильно болела - нарывы, еще и сейчас под подбородком шрам остался.

Помню отдельные эпизоды. Знаю, что были у меня вши, и мама мазала голову керосином. В четыре года заболела менингитом. Только благодаря сельской фельдшерице маму со мной отправили в больницу,

в Красноярск. Там сделали пункцию, и мама подумала, что это мой последний крик. Больница была на берегу Енисея. Мама решила, что я не выживу и потому жить ей незачем. В больнице я поправилась, но у мамы украли хлебную карточку. И мама

страница 238

осталась без хлеба. Господь не принял меня. Маме сказали - живую мы ее вам возвращаем, но сможет ли она учиться. Мама распухла - едой испортила печень, никудышное здоровье. Отправила меня к своей старшей сестре.

Когда из дома присылали посылки, все делились. Прислали «цвибаки» - сухари из белого хлеба домашней выпечки. Мне так они понравились, что я большую часть и съела, подумала - вот теперь они могут делить. От страха убежала и до темноты не возвращалась домой, было мне тогда лет пять.

Это была, видно, Москва, где надо было перейти в другой поезд. Лил дождь. Тапки у меня были из льняной пряжи, насквозь промокли.

В Риге привезли нас в детский дом. Пришлось мне ждать, когда заберут. Марите забрали, а за мной не идут. Какие-то непорядки с документами были. Когда тетя забрала меня, я заболела корью.

Маме тоже улыбнулось счастье, и зимой 1946 года она приехала. Она не скрывалась. По

лучили известие, что отец жив - в закрытом лагере, без права переписываться. В надежде, что отец вернется, уехали жить к бабушке с дедушкой в Ра-унскую волость.

И вот март 1949 года. Мама работала в колхозе, заведовала фермой. В марте нас не взяли, взяли в сентябре. Я была в школе. Привезли в Цесисскую тюрьму, приговор - за побег. В Ирлаве был лагерь, меня повезли туда к маме. Свидание за колючей проволокой. Нас охраняли. Вернулась к тете, пошла в 4-й класс. В школу пришел милиционер, сказал, что мама в Цесисе, хочет меня видеть. Сообщили тете. Она приготовила одежду, нажарила мяса. И я в сопровождении милиционера поехала... в Ригу. Мама была уже в тюрьме на Брасе. Меня подвели, я тогда была пионерка. Тетя подошла со мной к самому окошку.

Зашла я к маме в камеру. Когда ходили на прогулку, руки я должна была заложить за спину. Так положено было там гулять.

страница 239

Настал момент отъезда. Вагоны уже не товарные, но с решетками. Были скамейки, окошки, но смотреть не разрешали.

Ехали через несколько тюрем. Запомнилась Свердловская тюрьма. Там я перепугалась - по полу бегали тараканы. Заболела, стала чесаться. Думали, что чесотка, но оказалась рожа на нервной почве. Выдали мне валенки.

Ехали и женщины в положении. Самый страшный распределительный пункт был в Красноярске. Вдоль стен нары, в камере около 30 женщин. В туалет выпускали всего два раза в день. В камере параша - ходить приходилось на глазах у всех.

Отвезли нас в Тупик. Там были соотечественники после первой ссылки, которые домой не уехали: Спилнера, госпожа Лусиня, Инесе.

Второй раз обжились быстрее, купили козу. Мама ходила на лесоразработки. Весной отправили в Рыбинск на сплав. Я осталась среди чужих людей, было мне 10 лет.

Сейчас в Латвии русские школьники митингуют. Мне же моментально пришлось переключиться с одного языка на другой. В Латвии училась в 4-м классе, приехала - пошла в 3-й. Училась хорошо, старалась.

Когда вернулась в Латвию, снова пришлось перейти на другой язык. Было это в 1950 году. В России в классе было много сосланных калмыков. Некоторые обзывали нас фашистами.

Здоровье у мамы было слабое. Если бы тетя не присылала посылки, не знаю, выжили ли бы. Алида Скрабане переехала в центр, в Козульку. Купила дом - одна комната с печью и кухней. У нас возле стены было окно, спали вместе. Была коза, огород.

Окончила 5-й и 6-й классы. По соседству жили Васарини. К ним в гости приехал сын Юрис, и в 1954 году вместе с ним я вернулась домой. Когда Юрис собрался уезжать, я пошла в школу, забрала свои бумаги. Учителя жалели, что уезжает хорошая

страница 240

ученица. В поезде восторг улетучился. Мамы нет, и я давай плакать. Юрис не знал, что со мной делать.

Приехала к тете, пошла в 7-й класс. Трудно было. В России я изучала немецкий язык, а в Марс-нени учили английский. Пришлось осваивать за все три года. Спасибо директору и учителям!

Мама осталась в Сибири. Писали друг другу письма. За эти годы сколько слез пролито!

Пришли в школу и сказали - Сталин умер! Все упали на парты и - плакать. Я не поняла, почему они плачут. Подумала - на переменке у всех будут заплаканные глаза. А у меня... И давай тереть глаза - пальцами.

Мама приехала в 1956 году. Там было трудно с хлебом перед новым урожаем, приходилось стоять в очереди. В Козульке было труднее, в Тупике была хлебопекарня. Кто-то сказал, что там можно достать хлеб, и меня посадили в поезд с целым мешком, а маму послали на сенокос. Никто меня не встретил. Но я все же справилась.

Детство было трудным, приходилось работать. Пилили дрова. И сказать «не могу» или «не хочу» было невозможно.

Природа там была красивая. Люди, учителя вели себя хорошо. Земля плодородная, хотя лето и короткое. Люди там ленивые.

В 5-м классе со мной сидела русская девочка, сидела второй год. Писать по-русски не умела. Я ей помогала.

Второй раз приехала неофициально. На мое счастье, я вернулась в ту же школу, где училась в первый раз.

Все время мне приходилось думать, кто я. В Риге говорить об этом было нельзя. Со своим русским горбом высовываться не могла. Учителя русского языка удивлялись, как это латышская девочка так правильно пишет по-русски. Окончила 2-ю Рижскую среднюю школу. Ничего не рассказывала. Страшно было, потому что нас считали врагами народа. Страшно было, как бы еще раз не выслали. В техникуме было странно - Мара, дочь Юлия, родилась в июле. В документах значится - отец умер. Ведь не вранье. Отца нет. Постоянное напряжение.

Моя крестная получила в Цесисе повторное свидетельство о рождении, и я легализовалась. Все школьные годы жила у сестры отца. На основе свидетельства о рождении меня прописали в Риге. Когда мне исполнилось 16 лет, получила паспорт. Я окончила школу, техникум, заочно - институт. Торговый. Моя ссылка в автобиографии не фигурировала.

Предлагали вступить в партию. Работала в Универмаге. Сказала, что не доросла до уровня, вступать не могу. Случалось, что и сердце оборвется. На большие должности не рвалась.

И все-таки меня настигла третья депортация в свободной Латвии. Надо было подать предложения по улучшению работы, подала. Меня выгнали с работы. Юридически это было незаконно, я проработала 30 лет. И никто не выступил в мою защиту.

Об отце мама стала интересоваться, когда приехала из России. Сказали, что умер. И папина сестра интересовалась. Ей ответили, что жив, но без права переписки. А сейчас ответили, что был расстрелян еще в 1942 году.

Когда я второй раз приехала в Латвию, учителя помогали мне написать заявление, чтобы отпустили маму. Вызвали в Цесис и сказали, что не освободят. Оба раза я возвращалась домой раньше мамы. Первый раз меня прислали потому, что она болела. Думали, не выживет. Второй раз она оставалась на учете в комендатуре. Я приехала, потому что не хотела остаться русской.

Вся моя сознательная жизнь была борьбой за место под солнцем.

Я благодарная своей крестной. В средней школе в первый год надо было платить за учебу. Одна тетушка предоставила мне квартиру, вторая кормила. Я работала. В средней школе у меня было только форменное платье, туфли на шнурках. На вечера не ходила. В семье жить не пришлось, и моя жизнь не сложилась. Страшно было кому-то дать жизнь, чтобы и он не мучился так же, как я.

В 1956 году мама приехала официально. Работала счетоводом в Марсненской школе. Мама из многодетной семьи - их было семеро. Перед выходом на пенсию она встретила знакомого еще по временам юности, возникла семья. Но тоже было нелегко, у него было двое сыновей, и они ее не приняли. Она всю жизнь тяжело работала.

Мы были обречены на уничтожение. Но этого не произошло благодаря Ему, там, наверху.

И еще благодаря маминой выдержке, благодаря тете, которая приучила меня к труду. Я старалась жить так, чтобы им не было за меня стыдно.

Отца выслали, потому что он был образованный человек, активный. Не было гарантии, что не вышлют еще раз. Предвидеть ничего нельзя было. Виновных уже не найти. Выслали, потому что и отец, и мать были айзсаргами. Отец не стал прятаться, потому что был честным человеком...

 

 

Paurniete Māra Jūlija m.,
dz. 1940,
lieta Nr. 15051,
izs. adr. Cēsu apr., Mārsnēnu pag., Pagastmāja (Viduspaurnieši),
nometin. vieta Krasnojarskas nov., Kozuļkas raj.,
atbrīvoš. dat. 1954.08.15

---

Paurnietis Jūlijs Voldemārs Jāņa d.,
dz. 1906,
lieta Nr. 15051,
izs. adr. Cēsu apr., Mārsnēnu pag., Pagastmāja (Viduspaurnieši)

отец  Паурниетис Юлий Волдемарс Янович расстрелян в Севураллаге  18 9 1942 года страница 187  Aizvestie

дело 15051 и P-7654*

страница 187  Aizvestie

---

А сестрёнка родилась и там и осталась.

Это было зимой, мы с сестрой болели воспалением лёгких, а мама ошпарила ноги.

В бараке было холодно и на полу замерзал лёд.

Сестрёнку окрестили Илзой.

Так и осталась она в Сибири.

Умерла зимой.

 

 

Paurniete Ilze Jūlija m.,

dz. 11.08.1941,
lieta Nr. 15051,
izs. adr. Cēsu apr., Mārsnēnu pag., Pagastmāja (Viduspaurnieši)

умерла  в 1942-1943 годах страница 187  Aizvestie

---

Paurniete Maiga Millija Jēkaba m.,
dz. 1915,
lieta Nr. 15051,
izs. adr. Cēsu apr., Mārsnēnu pag., Pagastmāja (Viduspaurnieši) ,
nometin. vieta Krasnojarskas nov., Kozuļkas raj.,
atbrīvoš. dat. 1956.05.19

в бегах 15 12 1946 

по новой в Сибирь 25 10  1949

---

 

Paurniete Māra Jūlija m.,
dz. 1940,
lieta Nr. 15051,
izs. adr. Cēsu apr., Mārsnēnu pag., Pagastmāja (Viduspaurnieši),
nometin. vieta Krasnojarskas nov., Kozuļkas raj.,
atbrīvoš. dat. 1954.08.15 

################################################################################

---

 Для поиска дела по дате рождения или букв имени и фамилии используем запрос

на сайте http://www.lvarhivs.gov.lv/dep1941/meklesana41.php

 

 

 

 

Дети Сибири ( том 2 , страница 237  ):

мы должны были об этом рассказать... : 
воспоминания детей, вывезенных из Латвии в Сибирь в 1941 году :
724 детей Сибири Дзинтра Гека и Айварс Лубаниетис интервьюировали в период с 2000 по 2007 год /
[обобщила Дзинтра Гека ; интервью: Дзинтра Гека, Айварс Лубаниетис ; 
интервью расшифровали и правили: Юта Брауна, Леа Лиепиня, Айя Озолиня ... [и др.] ;
перевод на русский язык, редактор Жанна Эзите ;
предисловие дала президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга, Дзинтра Гека ;
художник Индулис Мартинсонс ;
обложка Линда Лусе]. Т. 1. А-Л.
Точный год издания не указан (примерно в 2015 году)
Место издания не известно и тираж не опубликован.
- Oriģ. nos.: Sibīrijas bērni.