14 06 1941

Неймане Рута ( Трулевича ) родилась в 1931 году.

( страница 132)

Я встретилась с Аузерсом из Кулдиги.

Он рассказал, что был вместе с отцом в Вятлаге.

Отец умер от голода у него на руках.

Аузерс был там вместе с сыном.

Условия были чудовищные, люди в этом лагере умирали один за другим.

К заключённым применяли страшные меры наказания,

их обливали водой и выставляли на мороз,

живыми замораживали.

Когда человек застывал, его для верности кололи штыками, складывали в сани,

везли на шахту и бросали...

Он видел, как увезли отца.

страница 130

Нас выслали 14 июня 1941 года. Дома была мама, ее сестра и мы, дети. Отец с рабочими лошадьми был в Таргальской волости, там строили для русских аэродром. Рано утром в дом явились трое. Один из них - Валдис Круминьш, он батрачил в нашем хозяйстве, вернее, был работником, считался членом семьи, ел за одним с нами столом, работал столько, сколько работал отец и все остальные. В то время у нас была прислуга Таня, полька. И она была нашим членом семьи, заботилась о нас. Отношения и с работником, и с Таней были идеальные. В хозяйстве, которым занимался отец, было четыре или пять коров, две очень хорошие лошади. Земли 17 гектаров, мама, как учительница, тоже получила землю. Всего выходило 30 или 31 гектар.

У чужих было оружие, приказали за полчаса собраться. Мама взяла большое шерстяное одеяло и побросала все, что могла сообразить от волнения... С узлами повезли нас в волость. У сестренки по дороге пропала одна туфля. Мамина сестра, когда узнала, принесла ей другую обувь.

Посадили в грузовую машину, отвезли в Вентспилс, высадили возле вокзала. Завели в вагоны для скота. Точно никто ничего не знал. Не помню, сколько мы томились в вагонах, везде была вооруженная охрана.

Мама в окно увидела, что привезли отца. Не знаю, слышал ли он, как кричала мама, как его звала... И мама этого не знает. На нем была серая куртка из домотканого сукна, был он в очках, весь в пыли. Его посадили в вагон, но вместе с нами до конца он не доехал - их вагоны отцепили.

В вагоне ехали на втором этаже. В Сибири на остановках давали воду. Водили за водой под охраной. В пути

видели эшелон, ехавший навстречу. Солдаты на бумаге и на стеклах рисовали свастику, и мы поняли, что началась война. С продуктами во время поездки было трудно. Чем-то кормили, не помню только, чем. Яркое впечатление произвели на меня Уральские горы. Природа, пограничный столб Европа-Азия. Там росли дикие тюльпаны, калужница.

Пунктом назначения была Красноярская область. Нас поделили. Вместе с нами были бездетные люди из Вентспилса. Была семья из Эдоле. Разместили нас в колхозе «Политотделец» Сухобузим-ского района, на самом краю тайги. Это была маленькая деревенька, поселили нас в доме у русских, в небольшой комнатке. Условия были очень плохие. Неподалеку протекал ручей. Жили в деревне дети и старики. И возле каждого дома, под каждым кустом были «мины», оставленные людьми. Туалетов там не было.

Местные русские встретили нас нормально. Некоторые думают, что я обманываю, но я не могу сказать ничего плохого. Были там и сосланные немцы. Как только привезли нас, немцев тут же увезли. К немцам было другое отношение. Когда мы жили у русских, умерла сестренка. Возможно, виновата Л была пища, еды не хватало, сестричка умерла от го- ] лода. Кто-то из семьи Эдоле сколотил гробик - сестренка родилась в 1939 году. Положили ее в клеть. Русские мальчишки вели себя отвратительно. Они бомбардировали клеть камнями, всем, что попадалось под руку. Взрослые были на работе, возможно, кто-то и одернул мальчишек, но это их не остановило.

Сестренку отвезли на кладбище. В нашей группе был дядя Эйдис, еще какие-то люди... Местные дали повозку. Кладбище было в тайге, совсем

страница 131

близко от деревни. Там росла очень красивая сосна. Мы с мамой и братом на кладбище ходили редко, в тайге чувствовали себя неуютно.

Маму назначили на ферму принимать молоко. Поблизости от деревни стояло длинное строение без окон, похожее на хлев, где стояли коровы. Молоко сливали в бидоны, и мама отвозила их на Сухобузимский молокозавод. Там работала очень хорошая женщина. Она говорила маме, когда на заводе будут делать пробы, давая понять, что с молока можно снять сливки. Мама этим пользовалась, там был холодный погреб. Она приносила молоко домой в бутылках - привязывала к поясу, между ног.

Сестра умерла, так как не смогла приспособиться к климату, еда была неполноценная. Питались мы точно так же, как местные. Они с нами делились. И те, у кого была корова, делились с нами молоком. Председатель колхоза разрешал детям пить молоко, когда никто этого не видел. Мне поручили следить за цыплятами. Помню будку, обтянутую полотном. Однажды я забралась туда и уснула. Пришли председатель и бригадир, собрали цыплят, разбудили меня.

По определенным дням мама отвозила молоко. Ей надо было взбираться в гору. Но самое страшное было спускаться вниз. Старики показали ей, что надо вставлять в колеса, чтобы благополучно спуститься с горы. И однажды, когда она спускалась, ей показалось, что через речку идет какой-то человек. Она спрыгнула, побежала с криком: «Фрицис! Фри-цис!», но она ошиблась, это был не отец.

Старики брали с собой на пастбище брата. Лошадей пасли ночью. И лошадям приходилось отбиваться от волков. Если у них была еда, сыт бывал и брат.

Летом мы с мамой и братом «паслись» на гороховом поле. Мимо ехали бригадир с председателем, один из них был хромой. Они сделали вид, что нас не заметили, проехали мимо.

У нас тоже был кусочек земли, где мы посеяли просо, посадили картофельные очистки. Нам разрешалось собирать колосья, зерно томили, потом растирали. Настала зима, мы продолжали выискивать под снегом колосья, собирали мерзлую картошку, свеклу. Мама на трудодни получала зерно, что-то еще. Пришла осень, всех, у кого не было детей, отправили по Енисею в Игарку. И нам достались зерно и мед, которые полагались этим людям на трудодни.

Стали жить в другом доме, в ногах хрюкали поросята, под печкой квохтали куры, и теленок жил в

комнате. Мы с братом спали на полу, мама на лавке. Женщина, у которой мы жили, была не злая, мы ей помогали, она давала нам молоко. От голода не умирали.

Когда мы приехали, я уже умела вязать. Вязала носки. И мама вязала. За это давали кто огурцы, кто картошку. Летом ходили сгребать сено, там кормили супом. Мама все время работала на молокозаводе. Это было для нас большим подспорьем. Когда с русскими познакомились, кое-что могли достать. Был там и магазинчик, не помню, что там было, мама ходила за покупками.

С войны все чаще стали возвращаться инвалиды. В армию забрали всех молодых парней. Они приходили с нами прощаться - надо было с ними выпить. Такие вот были наши отношения с местными.

Мы с братом возвратились в Латвию в 1946 году. Очень тяжело было расставаться с мамой. Об отце мы не знали ничего.

Хочу вернуться в прошлое, расскажу немного о школе. В школе, где работала мама, жена директора была русская. Сын у них был уже взрослый, она не работала и, играя с нами, стала обучать нас русскому языку. Мы были в восторге. У нее было много кошек, и она играла на пианино. Я еще в Латвии освоила русский. Она хотела, чтобы у нее жили сверчки. Папа ловил их, мама ей приносила, но жить у нее сверчки не хотели.

Так что в Сибири я уже могла разговаривать по-русски, благодаря усвоенным в Латвии знани-

страница 132

ям. В Сибири в одном помещении учились четыре класса. Школа находилась в самом центре села. Я окончила два класса, и задачки решала не хуже учительницы, иногда и лучше. Мама тоже была учительница, она решала задачки для 3-го и 4-го классов. Я часто ходила ночевать к учительнице, так как она боялась оставаться в доме одна.

В первом диктанте все знаки препинания я писала словами - запятая, точка. Мама меня поправляла, и я окончила там четыре класса. Брат в школу не ходил, может быть, только в 1-й класс. Когда мы приехали в Латвию, у него были проблемы. Я пошла в 5-й класс, а он начал все сначала, так за всю жизнь и не научился правильно ставить знаки долготы. Такое вот было образование.

С детьми не ссорились. Отношения постепенно менялись. Когда они забросали сарайчик, где лежала сестренка, они нас еще не знали. Это забылось. По ночам с местными ребятами ходили воровать огурцы, картошку. Случалось, кого-нибудь из местных ловили.

Мне доверили нянчить ребенка. Ребенок однажды упал в речку, я его спасла. И мама спасла тонущую девочку, и так вот взаимоотношения постепенно менялись, нас считали людьми. Я не лгу. Конечно, мы с ребятами иногда дрались. У меня даже шрам на брови остался, кидались замерзшими лошадиными яблоками, и мне попало... Вечерами гуляли по деревне, пели. Однажды, когда я возвращалась домой, передо мной появилась собака. Дело было зимой. Потом выяснилось, что это была не собака, а волк. Волки часто забредали в село. Он, слава Богу, был не голодный, и на меня не позарился. Когда я бросила в него лошадиным яблоком, увидела, какие у него глаза... И душа моя ушла в пятки... Там друг друга не провожали.

В 1946 году сообщили, что дети могут возвращаться домой. Момент был очень тяжелый, но осознала его по-настоящему я, только когда у меня родился сын. Мама проводила нас до шоссе, которое вело в Красноярск, посадила в грузовик, и мы уехали. Долго искали, пока не нашли то место, где собирались латышские дети. Старшие вели себя не очень-то дружелюбно по отношению к младшим. Они нас дразнили, обзывали, доставались нам и затрещины, может быть, и хлеб отбирали.

Домой ехали на поезде. В Риге нас встретил папин брат (он пел в Рижской опере, бас). Пожили у него некоторое время, отдохнули. Он купил нам билеты, и на поезде мы отправились в Вентспилс. Где

в Вентспилсе провели ночь, не помню. На машине поехали в направлении Эдоле. Вышли из машины и пешком пошли в Эдоле. У самой дороги стоял дом. Мы с братом вошли, сказали, кто мы такие. Хозяева знали наших родителей. Возможно, они даже учились у мамы. Утром как следует накормили, посадили в повозку, привезли в Эдоле, где жили две папиных сестры. Одной сестре принадлежала мельница около Теранде, вторая жила в самом центре Эдоле. Попеременно жили то в одной, то в другой семье. На хуторе «Тируми», в отцовском доме, в маленькой комнатке жила мамина сестра. А песик из отцовского дома узнал и меня, и брата.

Мы не могли жить в отцовском доме, это понимали все, поэтому жили то тут, то там. Учились в Эдольской школе. Прошел слух, что папа умер, значит, мама могла возвратиться домой. Мама приехала, но осталась в Риге, так как у нее была малярия.

Когда начали вывозить второй раз, забрали одну из папиных сестер. Дом опустел. Я окончила основную школу, в Отделе образования маме предложили работу в школе. До этого мама работала на птицеферме. Спасибо ему за то, что он пригласил маму в школу, но жизнь обернулась другой стороной - маму искали, нашли и выслали второй раз. Я уже была в Цесисе, брат с мамой и маминой сестрой в Пузе. В Цесис мне пришла телеграмма: «Срочно приезжай. Маму увезли». Поехала в Ригу, в Центральную тюрьму. Выстояла к окошку, мне сказали, что маму отправили этапом туда, откуда она сбежала.

Я встретилась с Аузерсом из Кулдиги. Он рассказал, что был вместе с отцом в Вятлаге. Отец умер от голода у него на руках. Аузерс был там вместе с сыном. Условия были чудовищные, люди в этом лагере умирали один за другим. К заключенным применяли страшные меры наказания, их обливали водой и выставляли на мороз, живыми замораживали. Когда человек застывал, его для верности кололи штыками, складывали в сани и везли на шахту, куда и бросали... Он видел, как увезли отца... Он и его сын дотянули до весны, потом их отправили в тайгу, там они питались травой. Отец умер зимой 41/42 года.

Моя работа была нелегкой, я была завучем в средней школе. Работала в 3-й средней школе, где было два потока - русский и латышский, там проработала 13 с половиной лет, потом работала в 5-й Вентспилсской средней школе. Вышла на пенсию и еще два года работала в профтехучилище и семь лет в Таргальской школе.

 Neimane Rūta Friča m.,
dz. 1931,
lieta Nr. 15680,
izs. adr. Ventspils apr., Ēdoles pag., Tīrumi ,
nometin. vieta Krasnojarskas nov., Suhobuzimskas raj.,
atbrīvoš. dat. 1946.08.24

Neimanis Fricis Friča d., 

dz. 1902, lieta Nr. 15680, izs. adr. Ventspils apr., Ēdoles pag., Tīrumi

Нейманис Фрицис Фрицевич умер 27 10 41 в Вятлаге страница 677 Aizvestie

 ===================================================

 Для поиска дела по дате рождения или букв имени и фамилии используемзапрос

на сайте http://www.lvarhivs.gov.lv/dep1941/meklesana41.php

Дети Сибири ( том 2 , страница  128 ):

мы должны были об этом рассказать... : 
воспоминания детей, вывезенных из Латвии в Сибирь в 1941 году :
724 детей Сибири Дзинтра Гека и Айварс Лубаниетис интервьюировали в период с 2000 по 2007 год /
[обобщила Дзинтра Гека ; интервью: Дзинтра Гека, Айварс Лубаниетис ; 
интервью расшифровали и правили: Юта Брауна, Леа Лиепиня, Айя Озолиня ... [и др.] ;
перевод на русский язык, редактор Жанна Эзите ;
предисловие дала президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга, Дзинтра Гека ;
художник Индулис Мартинсонс ;
обложка Линда Лусе]. Т. 1. А-Л.
Точный год издания не указан (примерно в 2015 году)
Место издания не известно и тираж не опубликован.
- Oriģ. nos.: Sibīrijas bērni.