14 06 1941

Мейстере Айна ( Строде ) родилась в 1928 году.

Жили мы в Идаской волости Валмиерского района, на хуторе Каусас.

14 июня мы собрались к врачу, но не доехали.

страница 58 том 2

Жили мы в Идаской волости Валмиерского района, на хуторе «Каусас».

14 июня мы собрались к врачу, но не доехали. Приехали на машине, забрали нас и повезли домой. Куда делась лошадь, не знаю. Вещи дома были уже упакованы. Привезли еще семью Озолсов, и всех отвезли в Руиену. Дорогу не помню... Не помню, в каких вагонах везли нас из Руиены, в Торнякалнсе, в Риге, пересадили. И отца отняли на вечные времена... Дома осталась семимесячная сестренка. Мама очень волновалась, хотя к тому времени успела приехать бабушка, мамина мама, и забрала ее к себе.

Мама ходила по вагону туда и обратно, очень переживала. Ехали мы днем и ночью. Вначале есть не давали, потом, помню, принесли ведро фасоли, не знаю, ели ли, потому что были еще запасы из дома.

Уже началась война. Видели русских солдат, которые ехали на фронт. Однажды составы оказались совсем рядом. Через окошко мне протянули кусочек сахара, решетки на окнах были, а стекол не было. В вагоне было ужасно! Сын Боцисов учился в средней школе, а туалет отделен только простыней... Мы ехали на верхних полках, через окошко кое-что можно было увидеть. Как доехали до Новосибирска, не помню. И что было в городе, не помню. Погрузили нас на баржи, и пароходик тащил баржу по Парабели... Река довольно узкая, извилистая, пристали к берегу в каком-то заливе. Собрались русские и... не знаю, почему, стали просить уксус. Шляпы и черные, пропитанные смолой сетки сверху. Ну, просто страшилища.

Жили сначала в помещении детского сада, в самом центре. Поселили нас в одной комнате с семьей Пога. Их тоже было четверо. Потом перевели на постоялый двор, там тоже была тьма народу. Помню, Алвитису в семье Лиепиньш еще года не было, он все время плакал. Брат Дайры тоже умер в Сибири. Потом перевели нас в землянку, за село, вокруг кустарник, болото какое-то. Андрис с Вилисом, я тоже, ездили зимой в лес за дровами. Привезли кедрового сушняка, там когда-то пожар был, стояли обгоревшие стволы кедра. Сами пилили, на санках везли домой.

С нами жила еврейка Шмит. Общались с ней неохотно. Осенью пошла работать, когда начали молотить хлеб. Убирали солому граблями, в паре, волокли в определенное место. С нами работала еще одна пара. Кормить стали, когда пошла картошка. В большом котле варили картошку без кожуры, раздавали, норма была, кажется, одна миска на человека. До чего же вкусно было! Когда поспел горох, стали и его давать, и хлеб. 400 граммов тем, кто работал. Вначале хлеб был вкусный. Зимой и весной, когда молотьбу заканчивали, бывал всякий... А тогда думала, что на хлеб не стану мазать ни масла, ничего, такой он был вкусный.

У братьев ничего не было. И я стала копить хлеб. Мы с мамой работали обе. Я откладывала и прятала хлеб под подушку, потом давала братьям. Осенью мы с Андрисом ходили помогать тетушке Шулце копать картошку. Утром землю морозом прихватывало, а у нас на ногах ничего не было. Во вторую или в третью осень. На мне пальтецо было, так я ноги грела, укутывая их полой. Плохо было. Таким вот образом зарабатывали на зиму картошку. Вначале была одежда, меняли, а когда в селе уже все накупили нашей одежды, мы с мамой брали санки и отправлялись в дальние села, меняли вещи на картошку. Потом мы и сами стали сажать картошку, земля там очень плодородная, навоз на поле не возили. Землю копали лопатой, уби-

страница 59

ради картошку лопатой, мотыгами окучивали. Мужчины были на войне. На лошадях пахали? Не знаю. Техники не было, даже велосипедов не было. Когда через село проехала машина, побежали смотреть на нее, как на чудо. Но это случилось один раз. Хлеб убирали серпами, я тоже научилась. В соседнем селе жил старый Пакулис. Наш хороший знакомый. Он мастерил латышам косы.

Там нас осталось всего четыре семьи с детьми, остальных увезли. Паулиньши, Криевсы, у них было по одному ребенку. Мама вначале работала в смолокурне. Ужасно. На другом берегу. Я знала, что мама брала с собой две картофелины. Как она выдерживала, не знаю. Однажды я нарисовала смолокурню. Два огромных котла, примерно в человеческий рост, внизу смолистые сосновые пни, котел под крышкой, плотно закрыт. Огонь горел день и ночь. Деготь и скипидар вытекали. Когда смена заканчивалась, смолокур должен был забираться в раскаленный котел и чистить его. Не знаю, как смогла мама это выдержать. Сколько лет она там проработала, не помню. Оказывается, работавшим в лесу полагалась мука, масло, сахар, но мы ничего не получали. Потом мама перешла на свиноферму. Полы там были надраены, кормушки белые. Кое у кого и в доме не было такой чистоты. Свиновод жил в комнатушке там же, был громадный котел, в котором готовили корм для свиней. Иногда привозили павших лошадей, тогда нам доставалось мясо. Выжили мы благодаря крапиве. У меня и сейчас в огороде растет большой куст крапивы в честь сибирской крапивы. С весны до осени - осенью семена как крупа. Порой и соли не было, и мы ходили... Был там погреб, где солили рыбу, рассол давали. Вливали в крапивные «щи». Собирали крапиву и варили Андрис с Вилисом. Мы с мамой приходили вечером, ели. Так было в первые годы, когда у нас не было еще картошки. Потом у мамы вместе с еще двумя женщинами была даже корова. Сено заготавливала мама.

Неожиданно у нас появилась возможность попасть домой. Собрали всех детей, которые были на месте, отвезли в Парабель. В Томске задержались на некоторое время - не было вагона.

Говорили, что это офицерская жена. Нас было много. Работали у нее в огороде. Потом дали вагон. В Москве нас водили смотреть метро, проводницами были две латышки. Когда доехали до границы Латвии, поезд остановился, мы вышли, помню только, что мы ломали лед и вымыли руки и лицо. В Риге нас отвезли в детский дом. За нами пришла двоюродная сестра мамы Дайниса Сталтса и отвезла к себе домой.

От нее забрал папин брат, он жил в Риге, отвез в наш дом, в «Каусас». В то время там было школьное подсобное хозяйство, дядя Карлис отвез нас и все время о нас заботился.

В школу я пошла в 5-й класс. Приехали мы 29 октября, в мой день рождения. Мне кажется, это было 29 октября 1946 года. В школу пошли все трое. 4-й класс окончила в Латвии. Или в России? Нет, нет, там была школа, но я не училась. Некоторые латышские дети учились. Учиться пошли дети Штерманисов, Рута Паулиня, Бригита Криева. Нам надо было работать, у нас были большие семьи. Латышским детям головы не брили, а всех русских детей брили под ноль. Русские нам всегда напоминали, что мы должны быть счастливы, потому что нас привезли к людям, их же привезли и выкинули на болото. Шагнешь на пару шагов в сторону - пропадешь... Кажется, бабушка Пога утонула в болоте. Ходили за ягодами. Клюква была крупная, много. Собирали грибы. На берегу Парабели росла крупная черная смородина, может быть, только тогда казалось... клюква долго хранилась.

Когда пошла в 5-й класс, надо было учить английский. Трудно было. Окончила весной 5-й, за лето - 6-й, осенью пошла в 7-й класс. Потом в Елгаве у дяди Петериса жила четыре года - училась в педагогическом техникуме. Много по дому приходилось помогать. Мама в это время была в Сибири. У меня сохранилась пачка ее писем, но я приступить к ним не могу, она писала их, когда работала на свиноферме, а я жила уже в Платоне. Мама написала, что едет. Я решила, что домой. Оказалось, ее послали на ВДНХ, в Москву. У меня есть ее фотография и письмо с дороги обратно в Сибирь... Первое письмо из Латвии получили от маминого брата. Случилось это в пятницу, с тех пор пятница мой самый счастливый день. С тех пор мы стали переписываться. И посылки нам присылали.

С ужасом вспоминаю, как мы сгребали сено. Лугов настоящих не было, малюсенькие площадки - на склонах, вдоль границ - пни от поваленных деревьев. Я даже место помню, где это было. Чувство голода преследовало всю жизнь, вплоть до пенсии.

Об отце не узнали ничего. Кажется, был он в Соликамске. Там была и одна женщина из Руиены, среди мужчин. На кухне работала. Она сказала, что отец от голода умер, как и многие. Говорила, что старалась что-то передать, но давать-то было нечего. Андрис говорил, кажется, что отца приговорили к расстрелу. Суда не было, но он читал документы, присланные в Ригу, там было сказано, что заключенный умер до расстрела. Так мы ничего и не узнали...

Meistere Aina Austra Jāņa m.,
dz. 1928,
lieta Nr. 17213,
izs. adr. Valmieras apr., Idus pag., Kausi ,
nometin. vieta Novosibirskas apg., Parabeļas raj.,
atbrīvoš. dat. 1946.09.15

Meisters Jānis Gusta d., dz. 1896, lieta Nr. 17213, izs. adr. Valmieras apr., Idus pag., Kausi

Мейстерс Янис сын Густа умер в Усольлаге 9 4 42 страница 653 Aizvestie дело P-10877

 Для поиска дела по дате рождения или букв имени и фамилии используем запрос

на сайте http://www.lvarhivs.gov.lv/dep1941/meklesana41.php

Дети Сибири ( том 2 , страница  58 ):

мы должны были об этом рассказать... : 
воспоминания детей, вывезенных из Латвии в Сибирь в 1941 году :
724 детей Сибири Дзинтра Гека и Айварс Лубаниетис интервьюировали в период с 2000 по 2007 год /
[обобщила Дзинтра Гека ; интервью: Дзинтра Гека, Айварс Лубаниетис ; 
интервью расшифровали и правили: Юта Брауна, Леа Лиепиня, Айя Озолиня ... [и др.] ;
перевод на русский язык, редактор Жанна Эзите ;
предисловие дала президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга, Дзинтра Гека ;
художник Индулис Мартинсонс ;
обложка Линда Лусе]. Т. 1. А-Л.
Точный год издания не указан (примерно в 2015 году)
Место издания не известно и тираж не опубликован.
- Oriģ. nos.: Sibīrijas bērni.