14 06 1941

Мазапше Робертс родился в 1925 году.

Родился я в Валдемарпилсе.

Жил там до высылки, окончил основную школу, поступил в Талсинскую гимназию,

но поучиться не успел - выслали.

страница 13 том 2

Родился я в Валдемарпилсе. Жил там до высылки, окончил основную школу, поступил в Талсинскую гимназию, но поучиться не успел - выслали. В воскресенье я должен был причаститься, но в субботу всю семью вывезли. Сначала мы не поняли, что происходит. Из Валдемарпилса нас было три семьи. С собой почти ничего не взяли, мамина сестра принесла вещи, которые нас выручили в первый год, на них мы выжили. Торговали, меняли.

А как вас арестовали? Вошли два солдата и двое в штатском. Я еще спал. Зачитали документ, согласно которому нас переводили в другое место, за 15 минут приказали собраться, сказали - все, что останется дома, позже вышлют родственники. В Валдемарпилсе у нас был свой дом, хозяйство. В границах города отцу принадлежало 25 гектаров земли, отец сдавал ее в аренду. Когда нас увезли, арендатор остался в нашем доме.

Привезли в Стенде, там уже ждали вагоны. Молод я тогда был, мало что понимал. Постояли, потом поехали в Тукумс, где к составу прицепили еще несколько вагонов. Оттуда повезли в Елгаву. Женщины заметили, что мужчин уводят в другие вагоны. Мужские вагоны отцепили, а мы поехали.

Выслали всю семью - отца, мать, меня и сестру. Отца с самого начала посадили в другой вагон, и больше я его не видел.

В чемодан мама положила кое-что из приготовленного для стола после причастия. На пути в Сибирь голода не ощущали, что-то давали и в дороге. До Урала из вагона не выпускали, а когда горы перевалили, открыли двери и выпустили «по своим делам». Помню, что на станциях давали горячую воду, но ходить за ней надо было под конвоем.

Привезли в Красноярск. Часть людей отправили дальше. Нас высадили под открытым небом, внезапно начался ливень, все промокли. На три дня разместили в бараках. Сказали, что дальше повезут по воде. Мне, мальчишке, в Красноярске было интересно - летали самолеты, так как там находилось авиационное училище, бродили мы и по горам. На пароходе привезли нас в Галанино, где пробыли с неделю, а потом приехали председатели колхозов за рабсилой. Семьи, где не было детей, оказались в лучшем положении - их быстро пристроили к делу.

Мы оказались в селе Матвеевка. Работали, а вечером получали кусочек хлеба. Мама меняла взятые с собой вещи. Она хорошо говорила по-русски, познакомилась с председателем колхоза и его женой.

Помню, мамина сестра принесла нам в вагон отцовскую форму айзсарга. Она понравилась нашему председателю. Мама спорола нашивки, и председатель колхоза отправлялся на партийные собрания верхом на лошади в отцовской форме айзсарга. Мне за это достались валенки, там, считай, огромное богатство.

Мы с мамой ходили косить, потом убирали колхозную картошку. Помню, как кусалась мошка, картошку копали самодельными орудиями производства - не было ни лошадей, ни плугов, ни вил. Председатель колхоза рассказал маме, что в 40 километрах находится совхоз « Дудовка», у них там есть нормы выработки и за работу дают хлеб. И вот мы, было нас двое, отправились искать этот совхоз.

Мама дала нам с собой буханку хлеба. Нашли Дудовку, директором там был латыш, но по-латышски не говорил, боялся. Обещал принять

страница 14

на работу троих, но нужно было разрешение из района, что мы можем переехать. И отправились мы за 60 километров в район. Дело было зимой, дорога непростая. В районе не поняли, почему мы хотим перебраться в совхоз. Мы объяснили - там кормят. Разрешение, слава Богу, получили, можно было переезжать. Председатель колхоза даже лошадь дал.

В Дудовке жить стало лучше - была хлебная норма, суп, обед. Мама работала скотницей, иногда приносила домой молока. Условия жизни с колхозными сравнить было нельзя. Мама познакомилась с учительницей, муж которой работал шофером, и он брал меня в поездки напарником. Развозили свиней, любой скот, выполняли и другую работу.

В 1943 году его взяли в армию, я остался за него. Так и проработал 60 лет шофером. Учиться больше не пришлось, окончил только шоферские курсы. Когда я начал работать, мы уже больше не голодали. Работал я не в Дудовке, а на строительстве, посылали часто в командировку в Красноярск.

В 1947 году из Латвии приехала госпожа Аусе, собирала детей, у которых умерли родители. Я рассказал об этом экспедитору. Он говорит - так чего же ты ждешь? И я стал думать о возвращении домой.

Вот так я и приехал в 1947 году. Экспедитор оказался душевным человеком - подтолкнул меня на отъезд и сказал, что об исчезновении шофера (т.е. меня) сообщит только через неделю, когда я буду уже дома.

Сестра в Латвию приехала с детьми, которых везла Лусе, а я ехал один. Тогда же госпожа Лусе привезла домой и Гунтиса Улманиса. Но это так, между прочим. Позже я узнал, что эта женщина была арестована, потому что везла в Латвию всех.

Мой друг экспедитор купил мне билет и отдал свою армейскую форму, и я стал похож на демобилизованного солдата, только вот документов у меня не было, но не было и контроля. В вагоне я познакомился с офицером из чека, и он меня посадил на рижский поезд. Так я счастливо добрался до дома, так меня никто и не проверил.

страница 15

В Латвии в Валдемарпилсе работал шофером в пожарном депо. Всю свою жизнь крутил баранку. Позже перебрался в Талей, к дяде - не нравилось, что всюду посылают меня, мотивируя тем, что у меня нет семьи, т.е. если мной будут тушить пожар, плакать обо мне будет некому. Надоело это мне. Работал и в отопительной конторе.

В 1950 году меня второй раз отправили в Сибирь. Иду по улице, навстречу знакомый милиционер, сказал, чтобы я следовал за ним. У него был приказ меня арестовать, но почему именно меня, он объяснить не мог.

Привел в участок, начальник говорит, что приехал я в Латвию незаконно. Три года я прожил без документов. Допросили, сказали, что придется мне возвращаться. Мама вернулась в Латвию сразу же после меня и ее тут же хотели отправить обратно. Мама жила в Талей, где ее сестра заведовала аптекой. У нее было много знакомых врачей, и маму поместили в больницу, написали, что у нее якобы рак. В больнице мама пробыла около года и параллельно работала санитаркой.

Потом я отвез маму к другой сестре, в Майо-ри, оттуда к знакомым в Калнциемс. Так мама неофициально прожила в Латвии семь лет. А меня отправили в Сибирь. Побывал я в тюрьмах Риги, Новосибирска, Свердловска вместе с уголовными преступниками. Было мне в то время 25 лет. Сестру второй раз не выслали - она вышла замуж и жила в Валдемарпилсе.

Вторая высылка была как тюрьма. Изредка давали еду. В тюремной камере встретился с такими же заключенными, как и я. Отвезли нас в Енисейск, потом в деревню Маклаково. Принял меня и зарегистрировал новый комендант и сразу же спросил, не играю ли я в футбол. Ну, а кто не играет в футбол! Так что я на второй же день вышел на поле. В команде не хватало игроков. Русские были неплохие футболисты, но одна беда - стоило показать им бутылку, как все уходили с поля. Так что команда наша распалась.

Пошел работать шофером. Возил большого начальника, сначала на «бобике», потом на «Волге». Получил паспорт, но жене паспорта не дали, так как ее отец был начальником полиции в Салдусе. Паспорт жена получила позже, когда вышел указ, что жен «вольных» ссыльных тоже следует освобождать. Вернулись в Латвию, правда, вначале приехал я один. Посчитал так - найду работу и жилье, вернемся. Почти пять лет жили и работали в Лигатне, потом переехали в Тукумс, где жил друг из Сибири. У него был в Тукумсе дом и хозяйственное строение, он предложил мне его отремонтировать и переехать жить. Так мы и сделали, и я 30 лет проработал в Тукумсе шофером автобуса.

С женой познакомился в Маклакове. Было нас там двое парней латышей, и прошел слух, что привезли ссыльных латышей. Взяли мы бутылку и пошли знакомиться. Будущий тесть совсем не был похож на начальника полиции. Он показывал нам свой альбом с фотографиями, и там я увидел маминых сестер из Латгалии.

Так получилось, что вначале я познакомился со своим будущим тестем, а потом с женой - когда мы пришли, ее не было дома, так что вначале я увидел ее на фотографии. Потом мы поженились. Но вскоре после нашего возвращения в Латвию жена умерла.

С Илгой мы встретились в 1947 году, но меня выслали, и отношения наши прервались. Когда я вернулся в Латвию, умерла моя жена, случилось так, что и Илга овдовела, и так мы снова оказались вместе.

Отец умер в Вятлаге в 1941 году. Когда точно, сказать не могу. Мы только получили извещение о его смерти.

После смерти Сталина маме удалось получить паспорт, но жить в Риге и в Юрмале она не имела права. И она уехала в Валдемарпилс.

Друг уговорил остаться в Лигатне, конечно, и здесь было неплохо. Не жалею, что остался.

Mazapšs Roberts Pēteris Kriša d., dz. 1925, lieta Nr. 13674, izs. adr. Talsu apr., Valdemārpils, Dreimaņi , nometin. vieta Krasnojarskas nov., Kazačinskas raj., atbrīvoš. dat. 1956.10.30

Мазапшс Криш Кришович умер 23 11 42 в Вятлаге страница 595 Aizvestie дело 13674

Дети Сибири ( том 2 , страница  13 ):

мы должны были об этом рассказать... : 
воспоминания детей, вывезенных из Латвии в Сибирь в 1941 году :
724 детей Сибири Дзинтра Гека и Айварс Лубаниетис интервьюировали в период с 2000 по 2007 год /
[обобщила Дзинтра Гека ; интервью: Дзинтра Гека, Айварс Лубаниетис ; 
интервью расшифровали и правили: Юта Брауна, Леа Лиепиня, Айя Озолиня ... [и др.] ;
перевод на русский язык, редактор Жанна Эзите ;
предисловие дала президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга, Дзинтра Гека ;
художник Индулис Мартинсонс ;
обложка Линда Лусе]. Т. 1. А-Л.
Точный год издания не указан (примерно в 2015 году)
Место издания не известно и тираж не опубликован.
- Oriģ. nos.: Sibīrijas bērni.