14 06 1941

Таливалдис Малкс родился  в 1931 году на хуторе Малки Каздангской волости в Латвии.

Наступил 1940 год.

Помню, что в 1941 году отца вместе с нами, семьёй, выгнали из дома.

С собой взять ничего не разрешили.

Дети Сибири ( том 2 , страница  19 ):

мы должны были об этом рассказать... : 
воспоминания детей, вывезенных из Латвии в Сибирь в 1941 году :
724 детей Сибири Дзинтра Гека и Айварс Лубаниетис интервьюировали в период с 2000 по 2007 год /
[обобщила Дзинтра Гека ; интервью: Дзинтра Гека, Айварс Лубаниетис ; 
интервью расшифровали и правили: Юта Брауна, Леа Лиепиня, Айя Озолиня ... [и др.] ;
перевод на русский язык, редактор Жанна Эзите ;
предисловие дала президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга, Дзинтра Гека ;
художник Индулис Мартинсонс ;
обложка Линда Лусе]. Т. 1. А-Л.
Точный год издания не указан (примерно в 2015 году)
Место издания не известно и тираж не опубликован.
- Oriģ. nos.: Sibīrijas bērni.

 страница 19 том 2

Я, Таливалдис Малке, родился в 1931 году на хуторе «Малки» Каздангской волости. Наступил 1940 год. Помню, что в 1941 году отца вместе с нами, с семьей, выгнали из дома. С собой взять ничего не разрешили.

Папины сестры купили хозяйство у репатриировавшихся балтийских немцев. До 14 июня 1941 года мы там и жили. Пришли военные и местные из волости. Было раннее утро. Посадили нас в машину.

Я был мальчишка. Чья была машина - сельскохозяйственной школы? Не знаю. Мы в ней оказались первыми. Потом поехали в «Юриши». Километрах в двух от Казданги было старое хозяйство, «Приедниеки», там нас напоили молоком.

Оттуда поехали в «Капши», дальше, если не ошибаюсь, на хутор «Рони». Взяли двух сыновей Озолиньшей. Родителей, вероятно, тоже. Оттуда в Калвене. Нас было пятеро - мы трое, отец и мать. Брат Элмарс и младший Айваре. Из «Юриши» забрали Ивара и Яниса Приедниексов. Взрослых не помню. Из «Рони» были, кажется, Озолиньши. В Калвене рассадили по вагонам, отца отдельно. Вагонов было 18. В дороге узнали, что уже вошли немцы.

Давали формовой хлеб, воду. Санитарная система - металлическая труба, кривая, над рельсами. Сами повесили одеяло, чтобы создать «интимное место». Как долго ехали, не помню. До Красноярска, до Уяра. Нас уже ждали скупщики. По темноте повезли на полуторке. Привезли в деревню Клопок.

Был там деревообрабатывающий завод, лесопилка, бараки, несколько тракторов. Бараки новые, видно, нас ждали. Это я сейчас так рассуждаю.

Латышских семей было несколько: из Айзпуте, Рудбаржи, Рокайжи, из Видземе тоже. Женщины и дети. Прожили там одну зиму. Мама и семья Ансонсов ходили собирать опилки. Пилили шпалы, тесали шпалы. Все работало на газовых генераторах. Жили там и латыши, сосланные еще при царе. Весной 1942 года велели нам собрать вещички, отвезли в Уяр. Высадили на берегу, за ограждением. Неделю там спали.

С ведрами ходили за кашей, за супом. Мимо гнали колонны заключенных. Вели их на пароходы. Настал и наш черед, и на пароходе поплыли мы вниз по течению. Первая остановка была у Подкаменной Тунгуски. Там, где она впадает в Енисей. Это было важное место, здесь садились самолеты. Летом - на понтонах, зимой на лыжах. Зима там была страшная. Продукты только по карточкам. Мама начала работать в Сельпотребсоюзе. На саночках из хлебопекарни возила хлеб, муку в магазин. Мне было 13 лет. Условия жуткие, дом бревенчатый, две комнаты. В одной комнате баня. С собой были сотканные мамой покрывала, их распускали, вязали носки, варежки, продавали летчикам, местным. Платить не особенно хотели, когда узнавали, кто мы. Весной 1943 года закончился ледоход. Чего только не было на льдинах!

Повезли нас на юг, примерно за 300 километров, в деревню Фомка. Считался совхоз имени Молокова. Молоков - знаменитый русский полярный летчик, полярный исследователь. Условия там оказались лучше. Там уже были немцы с Поволжья, были и еврейки, эвакуированные из Ленинграда. В комнате в бараке было нас трое и немцы. Младший братишка умер еще осенью. Когда он заболел, мама

страница 20

договорилась везти его к врачу, была лошадь, но по дороге он умер. Похоронили его на местном кладбище. Брату было четыре года.

В Томске пошли в основную школу. Оба с братом. Была там и семья Улманисов. Гунарс Улманис, который сейчас в Пикшас, остался, а сестра Майга приехала вместе с нами.

Осенью 1946 года в Красноярск уходил последний пароход «Спартак». Была комиссия, которая собирала и увозила детей в Латвию. Через какое-то время стали собирать средства у родственников в Риге, чтобы можно было вернуться домой.

Мне уже было 16 лет. Пошли с братом пешком в районный центр Ярцево, там мне выдали документ, что мне 16 лет. Парохода ждали чуть не неделю. Спали на берегу. Деньги были. Присланные. Удивительно, что нас не обокрали. У каждого было по 900 рублей. В Ярцево купили медвежьего жира, картошки. Этим питались. Разводили костер, варили картошку...

Как вы решили вернуться ? А как ласточки летят домой из Южной Африки? Аист летит домой? Так и я могу ответить. Маму не пустили. Она приехала в 1956 году. Словом, дождались мы парохода, поплыли в Красноярск. На берегу были заготовлены дрова для пароходной топки. А мы на берегу жгли костер, варили картошку.

В Красноярске нашли вокзал. Латышских детей было несколько - Ирена Шкибе, Майга Улмане,

Гунарс Люлля из Клостерес. За билетами пришлось стоять несколько дней, ехали с братом с одним билетом. Спали на одной полке. Контроль был либеральный, претензий к нам не было. Поезд назывался «Пятьсот веселых».

В Москве билет уже был у каждого. 26 или 27 октября вышли мы на станции Рудбаржи. Темно. Дождались рассвета. Дядя вел нас через лес. Шли мы в отцовский дом. Но тетушка там уже не жила. Она нам писала, чтобы письма адресовали в Гриежи, там она теперь и жила. В отцовском доме набросились на валявшиеся на дороге яблоки. Ближайшим домом был дом папиного брата...

Отмахали порядочный кусок. Денег уже не было. Пришли туда, вначале нас не узнали. Пошли к папиной сестре в Гриежи. Учиться пошли в Каздангскую школу. В Лиепае жил мамин брат, и я отправился в Лиепаю, в техникум. Когда вернулись в Латвию, были проблемы с диктантом, получали «единицу». Но потом все образовалось.

В 1952 году взяли меня в армию. Вернулся в 1956 году, когда приехала мама. В Сибири мама была занята на полевых работах.

А 1949 год? В школе брат сел за парту с сыном «истребителя». Оттуда дошла до нас информация, что нас не тронут. Пошли домой, попросили у учителя табеля, это был наш единственный документ, тепло оделись и пошли ночевать в кусты. Дошедшей до нас информации нам показалось мало. В марте 49-го дождались темноты и спрятались у дяди в риге. Там просидели с неделю. Потом узнали, что и Эрмансонсы прятались. А в тт ночь забрали Эгилса Балтиньша, Майга Улмане. с которыми мы вместе приехали.

Больше нас не искали. Видно, мы были им неинтересны. В армии меня направили в Крым, в специальный радиотехнический полк. в мастерскую по ремонту радиоаппаратуры. Там я скопил курсы. Считали, что из меня толк выйдет. Латышских парней среди нас было немало. Я стал мастером, получил доступ к секретным документам. И это в то время, когда я считался «неблагонадёжным»! Зарубежные радиостанции, документы на локаторы, аппаратура!

Американцы много присылали. Давали схему, и я их ремонтировал. Брат служил зенитчиком в Забайкалье.

В 1949 году он стал ходить в клуб планеристов. И там он пробыл до восстановления Латвией независимости.