14 06 1941

Малкс Элмарс родился в 1930 году.

Я родился на хуторе Малки Каздангской волости.

В семье нас было трое братьев.

Отец построил кирпичный дом, хозяйство было новое.

Младший брат Айварс родился в 1938 году.

В 1940 году из дома нас выкинули.

И поселились мы у сестры отца, километрах в трёх от нашего дома.

Отец был волостным старостой.

Об отце никто ничего не знает.

В Каздангу вернулся мужчина,который рассказывал, что отец умер в Кирове в 1942 году.

Слева - Элмарс, мать Эмилия, Таливалдис.

страница 16

Я родился на хуторе «Малки» Каздангской волости. В семье было нас трое братьев. Отец построил кирпичный дом, хозяйство было новое. Младший брат Айваре родился в 1938 году.

В 1940 году из дома нас выкинули, и поселились мы у сестры отца, километрах в трех от нашего дома. Отец был волостным старостой. Вдоль дома шла грунтовка, метрах в 300 от дома остановилась машина, вошли пятеро, спросили, есть ли оружие. Один был в форме НКВД. Подошли к комоду, ножницами вскрыли, стали рыться. Были милиционеры и штатские, это были русские. Потом приказали собрать вещи.

14 июня 1941 года около 10 утра нас посадили в грузовик, который принадлежал одному из крестьян волости. Привезли на станцию Калвене, посадили с телячий вагон, с вещами. На окнах были решетки. Отца забрали и увели.

Поездку до Великих Лук не помню. Там остановились в первый раз, принесли пару ведер пшенной каши, воду, соленый формовой хлеб. Там мы узнали, что началась война. Ехали через Свердловск, Омск, Томск и Новосибирск до Красноярска.

На станции Клюквенная высадили, в полуторках везли по гористой местности, высадили возле лесопилки, поселили в бараках. Там уже жили латыши. Мать отправили грузить доски, зимой она пилила чурки. Мороз был около 40 градусов.

Летом 1942 года нас снова собрали, отвезли в Клюквенную, оттуда в Красноярск. Набралось много латышей, посадили на пароход и повезли по Енисею, до впадения в него Подкаменной Тунгуски. Жили там пару лет. В поселок прилетали гидропланы. Занимались

рыбным промыслом, вокруг только тайга. Жили там сосланные еще в царские времена.

Потом повезли нас в совхоз имени Молокова, жили в небольшой рубленой избе, потом в землянке. Мама работала в поле. Так и швыряло нас с места на место, продукты были по карточкам, рабочие получали 400 граммов хлеба, спички, соль. Обходились, как могли, - мама меняла одежду, летом с братом на лошадях тянули лодки вдоль берега, во время косьбы ездили верхом.

Жили там и поволжские немцы, потом привезли калмыков.

В школу в 1-й класс пошел в Подкаменной Тунгуске. Вначале знали всего пару русских слов, но язык освоили быстро. Окончили два или три класса. Зимой продолжали учиться в совхозе. Летом пасли с братом личных коров, за это нам давали литр молока в день. Мама трудилась на разных работах - возила сено, корм для свиней, трудно припомнить в хронологическом порядке.

В конце марта появился наст, бурундуки стали вылезать из своих норок, мы их подманивали свистом, - местные научили из гильз делать свистульки, - зверьки вылезали и мы их ловили петлями из конского волоса. Шкурки можно было сдавать, мясо шло на суп. Собирали всякие корешки, варили. Собирали колосья, сушили, мололи в самодельной мельничке. Весной ели луковицы лилий, летом собирали грибы. Весной ели черемшу, из

хвоща суп варили. В совхозе платили, но на деньги ничего нельзя было купить.

Летом ловили в Енисее рыбу на самодельные крючки. Хуже всего с едой было зимой, был только хлеб, ходили по поселку и попрошайничали. Видел я и медведя, когда поехал

страница 17

с рыбаками грести. Там ел тройную уху. Утром на берег вышел медведь, а он трусливый - начали мы бить ложками по котелку, он и убежал обратно в лес.

Была там горная речка - лосось нерестился. Однажды поехали за реку за кедровыми орешками, топорами рубили вершины. Когда возвращались домой, поднялся ветер, и мы, чтобы не грести, укрепили вместо парусов березку. Посреди реки лодка стала зачерпывать воду, березку срубили и на веслах добрались до дома. Река в том месте шириной два километра, всякое могло случиться, хотя плавать мы умели.

Узнали, что кончилась война, сказал нам об этом старый учитель. Баржами везли немецких солдат в Норильск, на угольные шахты. Под охраной, вооруженной. А у нас никаких перемен не наблюдалось. Латыши хотели уехать домой. Все время об этом говорили.

Многие умерли от холода и голода. У нас дров хватало, рядом тайга. Пережили 60-градусный мороз, видели красное северное сияние.

Познакомились с детьми брата Карлиса Улманиса, год жили вместе с Гунарсом и Майгой. Вместе с ними и домой поехали. Мама их умерла, и они попали в детский дом. Мы поехали домой в 1947 году, узнали, что детей везут домой. Мама оформила разрешение, пароход остановился, добираться до него надо было на лодке.

Мама осталась, вернулась в Латвию только в 1956 году. Папины сестры прислали нам денег на дорогу, на пароходе ехали бесплатно, спали на куче угля. С собой у нас был один литр медвежьего жира, он жидкий, как растительное масло, а вкус как у кедровых орехов. Ели картошку, поливали растительным маслом.

В Красноярске долго стояли в очереди за билетами. Достали один билет, а едем-то вдвоем.

страница 18

Я был маленького роста, спрятался, так и доехали др Москвы. В вагоне были драки, людей выкидывали, когда приходил контроль, мы ехали на второй полке. меня за братом видно не было. Видели разобранные рельсы, сожженные деревни, картина в России предстала мрачная.

Вышли в Риге, оттуда в Рудбаржи и пешком в отцовский дом. Спросили тетю, нам сказали, что она там больше не живет. Пошли к папиному брату. Пожили там немного, потом жили у тети, у папиной сестры. Пошли в школу, хотя школа уже началась. С латышским языком было трудно. Там окончили 5-й класс, здесь пошли в 6-й. По-латышски разговаривали нормально, труднее было с письмом. Учились еще в Казданге, потом год в Лиепайском техникуме, потом его ликвидировали, так как учащихся арестовали. Год проучился в вечерней школе. Техникум через год открыли, и мы с братом окончили его одновременно. А в промежутке еще и в армии побывали.

Сибирь вспоминаю часто - больше природу, чем взаимоотношения людей. Вспоминаю старых рыбаков. Самое горькое, что не попали мы в отцовский дом, там устроили МТС. Отцовский дом вернули в 90-е годы, но старые уже мы, чтобы дом содержать и землю обрабатывать. Дом сдаем, чтобы содержать в порядке.

Об отце никто ничего не знает. В Каздангу вернулся мужчина, который рассказывал, что отец умер в Кирове в 1942 году. Мама писала в Россию, спрашивала о судьбе отца, ответили, что умер в 1942 году, вот и все.

Дети Сибири ( том 2 , страница  16 ):

мы должны были об этом рассказать... : 
воспоминания детей, вывезенных из Латвии в Сибирь в 1941 году :
724 детей Сибири Дзинтра Гека и Айварс Лубаниетис интервьюировали в период с 2000 по 2007 год /
[обобщила Дзинтра Гека ; интервью: Дзинтра Гека, Айварс Лубаниетис ; 
интервью расшифровали и правили: Юта Брауна, Леа Лиепиня, Айя Озолиня ... [и др.] ;
перевод на русский язык, редактор Жанна Эзите ;
предисловие дала президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга, Дзинтра Гека ;
художник Индулис Мартинсонс ;
обложка Линда Лусе]. Т. 1. А-Л.
Точный год издания не указан (примерно в 2015 году)
Место издания не известно и тираж не опубликован.
- Oriģ. nos.: Sibīrijas bērni.