14 06 1941

Лице Инесе ( Згирска ) родилась в 1939 году.

Когда высылали мне было 2 года и 2 месяца.

Сестрёнке исполнился год.

Мама работала в правлении Джукстской волости, окончила Елгавскую гимназию.

страница 1169

Когда высылали, мне было два года и два месяца. Сестренке исполнился год.

Мама работала в правлении Джукстской волости, окончила Елгавскую гимназию. В 1938 году она вышла замуж, в правлении работала делопроизводителем. Отец унаследовал старое хозяйство, окончил сельскохозяйственную школу. Дедушка, папин отец, умер после Первой мировой войны, у папы был опекун. Когда он окончил сельскохозяйственную школу и достиг совершеннолетия, стал хозяином. Было 64 гектара земли, из них 35 гектаров - сельскохозяйственные земли, остальное - мелиорированные болота. Хозяйство это упоминалось еще в Джукстских хрониках в 18 веке. Наши предки известны еще с того столетия.

Муж маминой сестры работал на почте телефонным мастером. Все телефоны были отключены, и было ясно, что что-то должно произойти, но что -никто не знал. Предупредили, что кого-то могут арестовать.

Ночью к дому подъехала машина, за два часа надо было собраться, взять столько, сколько сможем унести, и отвезли нас на станцию в Добеле. Наш дом был

ближе к Добеле, чем к Джуксте.

И мы начали свое путешествие. Мамины вещи остались у отца, у мамы на руках было двое детей, были с собой только наши какие-то вещи, сказали, что из гигиенических соображений мужчины поедут отдельно. А так как вещи остались у отца, в Сибирь мы приехали без ничего.

Привезли нас на станцию Балай Уярского района. Там еще со времен Первой мировой войны, а может быть и раньше, существовало латышское поселение. Не помню, как называлось это место. Осенью там умерла моя сестра, и нас отправили дальше. Там мы все заболели дизентерией, в той больнице заразились всеми детскими болезнями. Слабые были, я выдержала, сестренка не выдержала.

Увезли нас в Богучанский район. Здесь вязали плоты, сплавляли лес. Все это происходило весной, летом река мелела. Мама работала в лесу, мы, дети, проводили время на берегу. Жили мы там до 1947 года, там я окончила 1 -й класс. Когда разрешили посылать письма и бандероли, крестная прислала латышскую азбуку с оторванной обложкой, спрятав ее в газете «Циня». И я стала учиться читать еще до школы. А школу я окончила русскую.

Я сильно болела - был у меня туберкулез, всего -легких, глаз, миндалин. Огромная проблема была с миндалинами, каждую вторую неделю начиналась ангина, я задыхалась. Когда я окончила 1-й класс, совсем ослабела. Фельдшер, тоже из сосланных, которая потом работала уже официально, отправила меня в Богучаны к врачу. Сказали, что надо оперировать. Мама получила разрешение ехать в Красноярск, и мы на тех же плотах, которые тянули за собой небольшие катера, добрались наверх до Красноярска. Там под зонтом на берегу мы прожили две недели в ожидании

операции, но мне отказали, сказали, что я слишком слаба. «Упадок питания» и «упадок сил». И мама пошла по инстанциям в поисках выхода.

В это время стали организовывать социалистические республики - Чехословакию, Польшу и Румынию, граждане которых во время войны тоже были высланы в Сибирь. И государства потребовали их обратно. А так как в НКВД были и та-I кие работники, которые не знали, где находится Латвия, а где Польша, маме выдали паспорт со словами: «Вам давно пора быть дома, требуют, чтобы вы вернулись». Мама получила паспорт,

страница 1170

одолжила денег и в 1947 году мы приехали домой, в Джуксте у нас была бабушка. Мама думала, что все совершенно законно, ни от кого не скрывала, где мы были. О том, что отец умер в лагере, мама узнала после войны. Я пошла в школу в Джуксте, окончила 2-й и 3-й класс в латышской школе. Мама работала санитаркой в Ирлавской больнице. В 49/50 году я уже училась в Ирлавской школе, в 4-м классе... летом арестовали директора больницы, доктора Катлапса, якобы за то, что лечил партизан. В больнице была доносчица, медсестра, которая обо всем докладывала, и 18 января 1950 года маму вызвали в Тукумскую милицию, откуда она уже не вернулась. Сообщили в больницу, чтобы ее уволили и выплатили зарплату.

Меня хотели забрать к себе родственники, но так как я не хотела менять школу, осталась жить в общежитии медработников. Там жила докторша со своей дочкой, с моей подружкой, вместе мы ходили в школу. Я жила одна, училась за собой ухаживать. Ела в больничной столовой, бабушка платила за обеды. Так продолжалось до Пасхи. 31 марта мне исполнилось 11 лет. Впереди была суббота, воскресенье, каникулы. Недалеко жили родственники, бабушка дала им муки, чтобы испекли для меня пирожков, но я на Пасху до них не дошла, надо было идти три километра по грязи. Я пошла в школу. На большой перемене за мной приехали на машине три милиционера и забрали меня. Сказали, что отвезут к маме в гости. Я уже знала, что это значит, и устроила основательный скандал. А были это простые солдаты, 20-летние ребята. Я сказала, что без вещей никуда не поеду, я знаю, что повезут в Сибирь. Мама сидела в тюрьме, шло следствие, они хотели доказать, что она сбежала, за что ей грозило три года лагерей. У нас были все документы - приехали легально, паспорт выдали. Из Красноярска пришло сообщение, что освободили нас ошибочно, и маму вторично выслали.

Привезли меня в Ирлавскую больницу, я вытряхнула из своих матрацев солому, сложила в них всю одежду, все, что у нас было, все взяла с собой. По дороге заехали в тот дом, где для меня испекли пирожки. Там и мясо для меня приготовили копченое. Взяла все, и привезли меня в Тукумскую тюрьму. Посадили в камеру одну, и тут мне стало страшно. Тюрьма у меня ассоциировалась с крысами, которые сейчас на меня нападут и начнут кусать, и сидела я на своих вещах, ела пироги и плакала. Ночью привели еще двух арестантов - мальчиков трех и семи лет. Они плакали еще громче, их мама тоже была в тюрьме вместе с моей. Мамы не знали, что и нас привезут. Нас

разыскал следователь Цирулис из Тукумса. Как потом выяснилось, нас не было ни в одних документах, везли нелегально. Привезли в Ригу, в Центральную тюрьму. Родственники разыскивали, знали, что нас взяли, но им говорили, что нас тут нет. Были мы там три дня, и потом повезли в столыпинском вагоне, где купе отгорожены железными решетками, а по коридору ходят сотрудники НКВД. Везли нас неизвестно куда. На каждой станции стучали по колодкам, спать было невозможно от шума. Привезли в Ленинград и целый день возили из тюрьмы в тюрьму, потому что нигде нас не принимали. Разделить нас с мамой не могли, а детей ни одна тюрьма не принимала. Наконец посадили нас в знаменитые “Кресты”. Там сидели женщины с детьми, был и родильный дом. Написали, что мне 11 месяцев и приносили кашу в бутылочке. Пробыли там три недели. Таким образом везли нас через восемь тюрем, так что я в 11 лет и три месяца побывала в восьми тюрьмах. Последняя тюрьма была в Енисейске.

Везли вместе с преступниками. Потом стали выбирать работников, помоложе. Маме было 40 лет, мы приехали в Маклаково, поселились в комнатке у русской семьи. У нас ничего не было, все подъели. На следующее утро проснулись от страшного шума, собрались женщины посмотреть на преступников. Приняли нас хорошо, много было сосланной интеллигенции, они знали латышей, никаких враждебных настроений было. Две недели нас кормили соседи -приносили молоко, картошку, что у кого было, пока мама не начала работать и не появились деньги. Мама устроилась в поликлинике, в регистратуре, где ее уже знали. Я окончила 7-й класс, стали там строить больницу. Персонала не было. Я так много времени провела в больницах, меня интересовала медицина. Была там сестричка, эстонка, некая Эсенсоне, она позволяла мне делать уколы, рассказывала о лекарствах. Позже организовались сестринские курсы, я посещала их по вечерам. Врачи там были хорошие, ссыльные. Кожник Дерумс из Латвии, из Сталинграда сосланные врачи-немцы, главный врач из Москвы. Они нас учили. Школу разрешили организовать на месте, так как до Красноярска было далеко, а работать в больнице было некому. Когда я окончила 7-й класс, получила и диплом медицинской сестры.

И вот однажды после выпускного вечера вызывают нас в комендатуру. Мама наплакалась - знала, что это может значить. Ты прижился, прошли годы, и снова тебя везут в другое место, такая была мода... Но Черноусов, комендант, сказал маме: «Дочки

страница  1171

твоей нет в списках. Если она здесь останется, в следующем году я выдам ей волчий паспорт, и она станет ссыльной. Если может, пусть уезжает в Латвию, получит там паспорт, станет свободным человеком, захочет, сможет приехать к тебе».

Так я и сделала. Мне было 15 лет, я была девочка решительная, и я приехала в Латвию. Здесь у меня были родственники, рижский дядюшка хотел меня усыновить, но я не согласилась, хотела оставаться сама собой. В Броцены жила мамина сестра, но она многого боялась, она была учительница, для нее это могло кончиться неприятностями. Моего дядю тоже вызывали и предупреждали, что держать у себя таких, как я, не рекомендуется. Первый год жизни в Броцены я не работала, у меня на руках была бабушка, после кровоизлияния. У меня был диплом, но на работу никуда не брали, так как было мне всего 15 лет. Поступила в Салдусскую русскую вечернюю школу. Следующим летом приняли меня на работу. Был такой врач Силь-ке, была эпидемстанция, работала там доктор Вейц-мане, она приняла меня на работу, так как работать я могла только днем, вечером была школа. В те годы вечерняя школа была настоящей школой - пять полных уроков. И так я уезжала в девять утра на работу, возвращалась к 12 ночи. Окончила я вечернюю школу, и наступил 1957 год, годы Берклавса, и латышей впервые стали принимать в институты без ограничения. На русский поток был большой конкурс, у латышей тоже, но на русский поток попасть было практически невозможно. И я пошла на латышский, сдавала язык как иностранный, не хотела на всю жизнь остаться русской. При поступлении у меня были преимущества - вместо немецкого в качестве иностранного сдавала латышский, трудовой стаж два года, все, как надо. Поступила, а дядя в Риге предоставил мне жилье, потому что общежития не было. Мама только что освободилась, ничего у нас не было. И дядя сказал, чтобы я жила у него, раз уж я столь много добилась. Первый год он меня содержал.

Но я стремилась к самостоятельности, неловко было брать у кого-то. После первого курса мне обещали общежитие. Поехала в Казахстан на целинные земли, убирали урожай, вернулась - мне дали общежитие.

Все годы, пока я училась, мне помогали родственники. Потом с 1963-го по 1993 годя работала в Салдусской больнице, там и летом работала, там и практику проходила. Потом вышла на пенсию, полгода отдыхала, но Скрундской больнице требовался рентгенолог, так что я до сих пор там работаю.

Мама приехала в 1957 году, была совершенно больная, там она повредила спину. Дядя через разных знакомых прописал маму у себя как инвалида. Мама лечилась в Кемери, потом мы поехали к родственникам в Цесис. Жила на хуторе, работала в Цесисской семеноводческой лаборатории до пенсии. Потом приехала ко мне в Салдус. Работала в поликлинике регистратором. 27 июня 1988 года она умерла. Начала писать воспоминания о Сибири, написала два предложения, но сердце не выдержало, и там же, за столом она скончалась.

О судьбе отца узнали после войны. Начали писать письма. В 1945 году пришли первые. Искали родственники из Латвии, искали и сами, и пришло сообщение, что отец умер в Вятлаге в 1942 году... официальное свидетельство о смерти мама получила в 60-е годы. Ее не ставили на квартирную очередь, мама жила в деревне, зимой ходила по тропке три километра на работу. Она просила квартиру, но ей сказали, что с такими они дела не имеют. Мама стала хлопотать о реабилитации, подала документы, чтобы реабилитировали отца, так как существовал документ о том, что ввиду отсутствия состава преступления отец осужден не был и потому не подлежит реабилитации. О том, что маму реабилитировали в 1969 году, я узнала только через 20 лет, когда оформляла свои документы. В прокуратуре мне сказали, что, очевидно, опоздание связано с тем, что надо было выплачивать компенсацию, а платить никто не хотел.

Мы росли в суровых условиях, привыкли к тому, что так, как есть, так и должно быть, такова жизнь. Отца не хватало, но мы знали, что и вокруг то же. У местных тоже не было отцов - кто на войне, кто в тюрьме, редко в какой семье был отец. Яне знала, что такое семья. Позже жила у родственников - у меня замечательная родня, без них я бы ничего не добилась. У меня своя семья. У меня прекрасный муж, двое сыновей, две невестки и четверо внуков.

Трудно жить только воспоминаниями. Если вдуматься, кто кого обвинять будет? Они все уже старые люди, ничего не помнят. Во мне нет ненависти ни против кого - таков был тот строй, ничего уже не изменишь. Надо жить дальше, и все.

Надо попытаться создать такие условия, чтобы люди могли жить. Я столкнулась с такими обстоятельствами, когда человек дожил до преклонных лет, болен, стар, а помочь ему некому. Это огорчает, потому что столь беспомощной по отношению к людям, как сегодня, я не чувствовала себя никогда. Старые люди очень больны, им труднее всего.

Līce Inese Roberta m., dz. 1939, lieta Nr. 14316, izs. adr. Jelgavas apr., Džūkstes pag., Rambas , nometin. vieta Krasnojarskas nov., Ujaras raj., atbrīvoš. dat. 1954.04.19

Līcis Roberts Alberta d., dz. 1912, lieta Nr. 14316, izs. adr. Jelgavas apr., Džūkstes pag., Rambas

Лицис Роберт Албертович умер в Вятлаге 11 4 1942 года страница 257 Aizvestie 

Дети Сибири ( страница 1169 ):

мы должны были об этом рассказать... :
воспоминания детей, вывезенных из Латвии в Сибирь в 1941 году :
724 детей Сибири Дзинтра Гека и Айварс Лубаниетис интервьюировали в период с 2000 по 2007 год /
[обобщила Дзинтра Гека ; интервью: Дзинтра Гека, Айварс Лубаниетис ;
интервью расшифровали и правили: Юта Брауна, Леа Лиепиня, Айя Озолиня ... [и др.] ;
перевод на русский язык, редактор Жанна Эзите ;
предисловие дала президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга, Дзинтра Гека ;
художник Индулис Мартинсонс ;
обложка Линда Лусе]. Т. 1. А-Л.
Точный год издания не указан (примерно в 2015 году)
Место издания не известно и тираж не опубликован.
- Oriģ. nos.: Sibīrijas bērni.

The Occupation of Latvia [videoieraksts] = Оккупация Латвии :
(1917-1940 годы) : видеофильм / реж. Дзинтра Гека ; авт. Андрис Колбергс.

Точный год издания не указан
[Диск включает 3 части: 1 ч.: 1917-1940 годы ; 2 ч.: 1941-1945 годы. ; 3 ч.: 1946-1953 годы]На обложке ошибочно указан исторический период: (1917-1940 годы), относящийся только к первой части.
Весь рассматриваемый период: 1917-1953 годы
Регионы: PAL