Лаконе Беатрисе ( Бронникова ) родилась 22 декабря 1933 года в Резекне.
Папа работал в полиции, мама портниха.
Когда пришли красные, папу освободили с работы в Резекне,
и семья переселилась в Спрунджаны, нде жили бабушка с дедушкой.
Расскажу как мне, ребёнку, запомнилось 14 июня.
Утро было солнечное.
Мы позавтракали, папа уже ушёл в поле, дедушка тоже что-то делал.
Вошли вооружённые люди и приказали маме и мне приготовиться в течение получаса в дорогу.
И мам и бабушка спросили -куда?
Ответ был такой - В дальний путь.
Один сказал, что придётся уехать туда, где холодно, взять с собой надо тёплую одежду и обувь, и продукты,
потому что придётся ехать долго.
Моментально они разыскали отца и дедушку.
Дедушке стало плохо, бабушка тоже была вся в слезах.
Lakone Beatrise Antona m.,
dz. 1933,
lieta Nr. 19467,
izs. adr. Rēzeknes apr., Makašēnu pag., Kaulači ,
nometin. vieta Krasnojarskas nov., Dzeržinskas raj.,
atbrīvoš. dat. 1955.01.21
Lakone Helēna Jāzepa m.,
dz. 1907,
lieta Nr. 19467,
izs. adr. Rēzeknes apr., Makašēnu pag., Kaulači ,
nometin. vieta Krasnojarskas nov., Dzeržinskas raj.,
atbrīvoš. dat. 1957.05.18
Lakone Silvija Antona m.,
dz. 1940,
lieta Nr. 19467,
izs. adr. Rēzeknes apr., Makašēnu pag., Kaulači ,
nometin. vieta Krasnojarskas nov., Dzeržinskas raj.,
atbrīvoš. dat. 1957.05.18
Lakons Antons Donāta d.,
dz. 1903,
lieta Nr. 19467,
izs. adr. Rēzeknes apr., Makašēnu pag., Kaulači
Лаконс Антон Донатович
расстрелян в Вятлаге 16 01 1942 42608*
страница 410 книги Вывезенные Aizvestie
страница 1064 Лесном.
Поехали в местное КГБ.
Пришли как бы за документами , нам сказали -мы бы вам их не отдали,
так как это тайна нашего чека.
У Эзерини были знакомые в Лесном, они переписывались, посылали посылки.
Мне по блату дали такую бумажку , что 14 июля отец был принят в лагерь номер 5,
суд состоялся 14 октября.
Судебный приговор приведён в исполнение только в январе.
Понимаете, что это значило?
Так долго ждать приговора суда!
Расстреляли.
В 1999 году я была в Кирове, в
Lakons Antons Donāta d.,
dz. 1903,
lieta Nr. 19467,
izs. adr. Rēzeknes apr., Makašēnu pag., Kaulači
Лаконс Антон Донатович
отправлен в Вятлаг расстрелян 16 1 1942 года
42608
Источники данных: книга Aizvestie ( Высланные ) страница 410
страница 1063
Я Беатрисе Бронникова, девичья фамилия Лаконе. Родилась 22 декабря 1933 года в Резекне. Папа работал в полиции, мама портниха. Когда пришли «красные», папу освободили с работы в Резекне, и семья переселилась Спрунджаны, где жили бабушка с дедушкой.
Расскажу, как мне, ребенку, запомнилось 14 июня. Утро было солнечное. Мы позавтракали, папа уже ушел в поле, дедушка тоже что-то делал. Вошли вооруженные люди и приказали маме и мне приготовиться в течение получаса в дорогу. И мама, и бабушка спросили: «Куда?». Ответ был такой: «В дальний путь!». Один сказал, что придется уехать туда, где холодно, взять с собой надо теплую одежду и обувь, и продукты, потому что ехать придется долго. Моментально они разыскали папу и дедушку. Дедушке стало плохо, бабушка тоже была вся в слезах. Мама обняла бабушку, и обе стояли и плакали... Я присоединилась, поняла, что происходит что-то нехорошее, что нам надо расставаться. Мама и бабушка стали складывать все, что могли. Помню, взяли большой горшок с маслом. В чемодан сложили тряпки, одежду. С этим чемоданом папа ходил в Резекне в баню. Сложили одеяла, подушки, все, что разрешили взять с собой. Посадили нас в повозку, приехали на станцию Резекне. Там нас с мужчинами развели в разные стороны. Я потом читала, что генерал чека Серов подписал инструкцию, что те, кто приедет вывозить людей, не имеют права говорить, что семьи будут разделены и каждого повезут отдельно. Всех арестовать одновременно, отвезти на станцию, а там отделить мужчин, чтобы не было паники.
Везли нас в переполненном вонючем товарном вагоне, людей было очень много. Безусловно, ни спальных мест,
ни матрацев не было... Только дощатые нары и «удобства» - пробитая в полу дыра. Дети плакали. Сестренке было десять месяцев. Я потом прочитала, что из 241 грудничка вернулось только четверо. Среди них была и моя сестренка Силвия. Какие муки пришлось перенести в поезде, знают только те, кто там был. Мама рассказывала, что ехали 24 дня, и все время сестричка была на руках. Мама не могла шевельнуть рукой, не могла ее положить - у ребенка начиналась рвота. Повернуться невозможно, не было места. Если поворачивались, то должны были поворачиваться все вместе или направо, или налево. В дороге давали кашу, какой-то хлеб. Слышен был детский плач, дети просили пить. Воды не хватало.
Мы приехали в Орловку, поселили нас в конторе. Конечно, все прибежали на нас посмотреть как на какое-то чудо, все мы были красиво одеты. Сказали, что «фашистов везут». Жить стали у хозяйки. Там и воровство было, и всякое такое, заболела сестренка.
Люди там жили бедно, они ни такой одежды не видели, ни обуви. У нас у всех с собой что-то было. Никто не смотрел, не проверял, а потом смотрим -нету, чего-то не хватает. Ну, не станешь же отнимать... Помню, как люди ходили в сетках. Ужасно кусали насекомые, мошка. Без сеток было не обойтись. Сами шили, носили. Нужно было еще и обвязаться, чтобы мошка не забиралась внутрь. Если дырка в чулке, мошка до крови искусает, ноги распухали!
В Орловке нас поселили у женщины, у которой было две комнаты. Спали на полу, вещи тоже на полу. Денег не было, ничего не было. У мамы были какие-то тряпки, ходили их менять. Вырежем кусочек из одежды, смастерим платочек треугольником, за
страница 1064
это можно было получить муку, молоко, масло. Я говорю - выжили мы благодаря маминой энергии, хитрости, ее мудрости. На работе надо было трудиться за «спасибо», а потом она зарабатывала шитьем. Иголки были с собой. Местные узнали, что мама шьет, приходили к ней из самой Орловки, из соседних сел, даже из района приезжали.
Латыши были завистливыми. Я думаю, их понять можно, было трудно, достать нигде нельзя было ничего. Когда к маме приходили, они готовы были ее сдать - что она шьет, что ей платят. Была одна, которая тоже хвасталась, что умеет шить, что это она маму шить научила. Ее спрашивали - почему же ты шьешь хуже, чем Хелена Лаконе? И оболгать тоже могли. У мамы были в той деревне знакомые, и если они знали, что из Дзержинска приедут с проверкой, приходили, маму предупреждали, чтобы не шила, тряпки бы спрятала.
Почему мама шила? Да потому что иначе было не прожить. Денег не было, огорода не было... Землю нам не дали, купить ничего не купишь, так как за работу не платили. Как-то надо было зарабатывать. Иголочка нас и спасла. Мама, куда бы ни пошла, везде шила. Через пару лет приехали из другого района, приехали зимой на лошади, привезли сено для козы, привезли маме муки, рукавицы, чтобы мы с сестрой могли жить одни, и увезли маму на две недели, там она жила и шила. Там ее кормили, дали с собой, помню, мама с мукой приехала, с калачами. Было мороженое молоко, масло, все, что хочешь. Мы маму ждали.
Не страшно было одним оставаться? Нет, мы жили у хозяйки. У нас была хорошая хозяйка, русская женщина.
А как жили, пока мама не начала шить? Были с собой какие-то тряпочки. Из маленького кусочка можно было сделать треугольные платочки. Они таких красивых тканей не видели. Ходили в широких рубахах, домотканых штанах. Сестре еще и года не было. Мама была умная, справилась, выкормила сестренку. Если бы со мной такое случилось, я бы не справилась, а мама справилась. Она была энергичная, все умела.
В июле нас привезли, в сентябре я должна была идти в школу. И выбирать, как сейчас, - что учить на латышском, что на русском, - не приходилось.... Нас сразу согнали в класс, и все! Учителя понимали, дети понимали. Что-то по-русски понимала и я, все произошло быстро, к Новому году у меня уже были хорошие оценки. Язык я знала. В одной деревне окончила семь классов, потом ходила в другую -
окончила 10 классов. Говорили - дочка латышки умнее всех. Латышка мудрее всех, поэтому и дети ее так хорошо учатся! Потом я единственная поступила в институт.
В детском коллективе очень быстро осваиваешь язык! Случается, скажешь слово неверно, но ты же все время в этой среде! А среда была доброжелательная. Камнями не бросались, не обзывались. Маму, правда, называли латышка, нас было три семьи. Сначала было 16 семей, потом отправили на Север 13 семей. Было это, вероятно, в 1942 году. И осталось нас три семьи.
В 1946 году объявили, что повезут детей. Мама сказала - ни в коем случае! Куда же ты поедешь, на кого поедешь батрачить? Сказала - или ты здесь будешь учиться, или поедешь батрачить? Она была очень умная. Были случаи, когда дети, у которых никого в Латвии не было, уезжали, чтобы на кого-то работать.
А уехать хотелось? Без мамы не хотелось. В конце 50-х годов я продолжала учиться. Приехала, потом окончила Красноярский институт. Уехала домой, потом приехала, вышла замуж, пару лет пожила и снова уехала домой.
А почему же вы приезжали обратно? У меня там жених был, хотела замуж выйти, работала в институте... А обратно приехала, потому что развелись, у него болезнь такая была - ревность. Он мне не доверял ни в чем и никогда.
Я маме благодарна - она спасла нам жизнь... своей иголкой... своей настойчивостью, своей энергией, силой, мудростью, абсолютно всем.
Вам помогала вера, вы ведь из Латгалии? Маме определенно, но она об этом не говорила, страшно было об этом говорить.
А Рождество в Сибири помните? Какое там Рождество, ни елки не было, ни свечек, ничегошеньки. Возможности такой у нас не было, не отмечали.
А русские отмечали православную Пасху? Не помню. Яйца там не красили.
А они вообще знали о Пасхе? Церкви в Орловке не было. О Дзержинске не знаю.
Что произошло с вашим отцом? В 1999 году я была в Кирове, в Лесном. Поехали в местное КГБ. Пришли как бы за документами, нам сказали - даже если бы они и были, мы бы вам их не отдали, так как это тайна нашего чека.
У Эзерини были знакомые в Лесном, они переписывались, посылали посылки. Мне «по блату» дали такую бумажку, что 14 июля отец был принят
страница 1065
в лагерь № 5; суд состоялся 14 октября; судебный приговор приведен в исполнение только в январе. Понимаете, что это значило? Так долго ждать приговора суда!
Расстреляли. Мы искали это место, но кто ж это знал? В Кирове один вызвался нас проводить, он показал эту тюрьму. Там теперь трикотажная фабрика в три этажа на весь квартал. Этот человек сказал, что в подвалах была тюрьма чека, там людей пытали. Дети, играя на улице, слышали по вечерам доносившиеся оттуда выстрелы и плач. Мест захоронения там множество, одно из них - самое большое - расположено недалеко от центра, недалеко от православной церкви. Обрыв, сюда их свозили и закапывали, там стоит памятный камень. Мы там сфотографировались. Мы поняли, что там наши отцы. В лагерях не расстреливали, отправляли в Киров, там пытали и хоронили.
Сибирь вспоминаете? Вспоминаю. Считаю, что коммунистический режим надо было все-таки осудить на международном уровне; и чтобы русские попросили у нас прощения. Хотя бы такое удовлетворение. И еще я думаю, что таких старых людей, как моя мама, которой 96 лет, тоже можно было помнить, хотя бы добавив пенсию. Человек, который перенес такие муки в Сибири, которому 96 лет и который еще жив, - это же редкость. Правительство должно обратить внимание на таких людей! Чествовать! Хотя бы в 90 лет, а тут 96! Человек больной, живого места нет. Она была с меня ростом, а какая сейчас?! Одни кости. Сердце разрывается!
Чего только не довелось пережить в первые годы в Сибири! Молодым, возможно, вред нанесен был не очень большой. Ели траву, картофель, это сосуды чистило, а взрослые должны ведь были работать, тратить силы.
Дети Сибири ( том 1 , страница 1063 ):
мы должны были об этом рассказать... :
воспоминания детей, вывезенных из Латвии в Сибирь в 1941 году :
724 детей Сибири Дзинтра Гека и Айварс Лубаниетис интервьюировали в период с 2000 по 2007 год /
[обобщила Дзинтра Гека ; интервью: Дзинтра Гека, Айварс Лубаниетис ;
интервью расшифровали и правили: Юта Брауна, Леа Лиепиня, Айя Озолиня ... [и др.] ;
перевод на русский язык, редактор Жанна Эзите ;
предисловие дала президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга, Дзинтра Гека ;
художник Индулис Мартинсонс ;
обложка Линда Лусе]. Т. 1. А-Л.
Точный год издания не указан (примерно в 2015 году)
Место издания не известно и тираж не опубликован.
- Oriģ. nos.: Sibīrijas bērni.