14 06 1941

убийство отцов

Каулиньш Константин родился в 1927 году.

В нашей семье было трое детей.

Дом был деревянный, отец всё перестроил.

страница 909

В нашей семье было трое детей.

Дом был деревянный, отец все перестроил. Хлев построили в 1934 году, дом в 1937-м. У отца было 22 гектара земли, молотилка. Выращивали лошадей, рысака продали. Потом отец был волостным старостой. Отец купил косилку, конные грабли, держали скот. Вот так мы жили. Овцы, свиньи. Надо было работать. В школу пошел, когда исполнилось девять лет. Бабушка помогала по дому, мама управлялась со скотиной.

17 июня 1940 года пришли русские. Вся жизнь поменялась. Отец из волости ушел, считался богачом.

Настало 14 июня 1941 года, приехали вооруженные люди. Мы лен сеяли. Приехали во двор в залатанных штанах, я даже в школу ходил в штанах в заплатках. Комиссар спросил, где живет Каулиньш. Отец ответил - я Каулиньш. Комиссар посмотрел на него: “Что? Разве ты хозяин?” Во всем старом, как уж на работу. Мама с сестрой пошли в церковь. “Далеко?” - “Семь километров”. - “Давно ушли?” -“Недавно”. Стоял велосипед. - “Бери велосипед, догони”. Конвойный с винтовкой, едем. На полпути вижу - идут мама с сестрой. Он мне: “Веди домой. Я на велосипеде поеду”. И уехал. Мы могли уйти. Но ведь не знали, что они собираются делать. Пришли. Обыск. Ткани из шкафа вытащили, все фотографии волости затоптаны. Телефон обрезали, радиоаппарат тоже.

Надо ехать в Сибирь. Комиссар говорит: берите с собой все, взяли одежду, два мешка ржаной муки, мешок копченого мяса. Этим в Сибири и жили, а то бы конец. Бабушка здесь осталась. Сестре было десять лет, брату четыре годика. Увезли в волость. Оттуда

на станцию. Вагон для скота с решетками. По обе стороны нары. Затолкали всех.

На станции сказали: для удобства мужчин забираем, в конце встретитесь. Отца увезли сразу в лагерь, нас в Сибирь.

В вагоне была семья Вайвулисов, Мицкансов. Мицканс был начальником уездной полиции. На полдороге слышим: война началась. Шли эшелоны с солдатами, с вооружением.

Привезли в Красноярский край, 300 километров вниз Канск, там нас высадили. Пришли машины, увозили в колхозы. Мы попали в Дзержинский район, в 86 километрах от Канска, ни железной дороги, ничего. Трасса шла еще 30 километров -глушь, тайга. И в Сибири хорошие люди жили, когда к власти пришли коммунисты, их расстреливали, сжигали.

Латгальцы язык знали. Нас разместили в доме ссыльного - восемь семей: Вайводсы, Трапсисы из Айваны, женщина с маленьким ребенком, танцовщица балета из Риги, Асаре такая.

Латгальцы язык знали. Я и в школе на русском учился. Рижане вообще русского не знали, я переводил.

Русские, которые родились в Латвии, языка не знают, латыши там в два месяца язык выучили. Год мы жили в районном центре - в Дзержинске. Колхоз был в четырех или в пяти километрах от центра. Силос заготавливал, косил, круглые ямы вырыты.

Мама косила косой, городские кос в глаза не видели. Много еврейских семей было. Я умел запрягать лошадь. Мальчик, еврей, первый раз в жизни лошадь увидел, как же ее запрягать?

Косили серпами. В первый год хлеба давали на день. До дома

страница 910

четыре километра. Дома и оладьи было из чего испечь, и мяса кусочек, суп варили - обходились. Настала зима, мороз 58-60 градусов. Надевали фуфайки. У местных: зимняя шапка, ватники и валенки. Не знали, что такое туфли, сапоги, металлическая ложка, тарелка, вилка. Там деревянная ложка, алюминиевая миска и кружка. Мужчины из мешковины шили рубахи и штаны, женщины - юбки и блузки.

Я работал на лошадях, зимой можно было за дровами съездить, не мерзли.

В 1942 году пахал и на лошадях, и на быках. Следом бежит мальчишка: фашист, фашист. Женщинам огород вскапывал: восемь женщин плуг тянут, я держу, картошку сажали. Восемь слабовато тянули, а вот десять уже хорошо.

Лошади очень выносливые, у нас таких нет. Там люди жить не умеют. Ни навоз не положат, ни землю обработают, ничего, посеют, вырастет.

Второй год был уже голодный. Мужчин, кому за семнадцать, мобилизовали, в Туруханске обучили, на передовую. Идет почтальон. Только и слышно -женщины плачут: убили, убили. Мало вернулось обратно.

В 1942-м, в 1943 году в колхозе работал, уже была карточная система. Карточку получил, хлеба не достал, о соли и сахаре и думать нечего. Женщины ходили за 80 километров в Канск за солью. Мешок за спину, две картофелины с собой, летом в четыре утра уйдут, вечером дома с пудом соли за спиной. До чего же люди выносливые там были.

Весна 1943 года выдалась теплой, а ночью выпал снег, ударил мороз, лошади наработались, весь день пахали, - лошадей десять, вероятно, пало, и мы эту конину съели. А то килограмм хлеба, большой котел кипятка, солью чуть присыпешь, поешь, смотри, чтоб еще на два раза осталось. Ловили сусликов, запекали на костре. Галок много, яйца ели, галчат запекали на огне.

Зима 1943-го суровая была, работал на молотилке зимой. Солому оттащишь, на лошади круг сделаешь.

На ноги надеть нечего - ботиночки, тряпками обмотаешь, до молотилки десять километров ехать. У печурки ноги отогреешь, на лошадь верхом, пять километров вскачь. Ноги замерзнут, спешишься, пару километров рядом с лошадью. Приехал, а там уже солому жгут - греются. Вот так и работали.

Мама лежала в больнице с брюшным тифом. Сестра и брат дома. Хлеб получил: и самому поесть надо, и домой принести. Больница была в каких

двух километрах, пошел мать навестить, внутрь не пускают, смотрю в окно - мать лежит без сознания. Там санитарка одна работала - латышка из ссыльных, через нее и узнал, что маме лучше. Две недели пролежала, потом забрал.

Осенью 1943 года я ушел из колхоза в заготовительную контору. Мне было 14 лет.

Тогда же мы обратились в район, хотели что-нибудь узнать об отце. - Вам знать не полагается!

Там были еврейские семьи... Им посылали посылки из Красного Креста. Выяснили, что есть такой лагерь. В Кировском районе... там 14 блоков. Одни латыши. В каком из них отец, мы не знали. Отправили пять писем, ответа не было, послали еще пять - оказался он в седьмом блоке. Осенью

1943 года прислал одно письмо, что жив.

В 1944 году вырыл землянку, зиму прожили. Семья Трапшей вырыла рядом. Свекровь умерла. Помню, что Трапша хотела повеситься. Сам Трапша был в Айваны директором школы, айзсарг. Она учительница.

Весной 1944 года опять с лошадьми, пилили дрова с немцем с Поволжья. Деревья толстые, метр в обхвате. Пилим, друг друга не видим. 600 граммов хлеба и один раз кормили.

В 1944 году отец вернулся, отсортировали. Десять лет дали. Кому двадцать, кому двадцать пять. Выживал редкий.

В 1944 году весь год хлеба не видели. Я в колхозе больше не работал, хлеба не давали. А в продаже хлеба не было. На бойне варили что-то в обед из отходов. Овец было много. Украли с отцом одну овцу. Половину сварили и за ночь с отцом съели. Половину зарыли в снег и кусок еще домой отнесли ночью. На другой день четвертую часть доели.

Собаку поймали, шкуру ночью содрали. За два дня съели.

Мама работала на свиноферме заготовительной конторы. Околевшая лошадь... кусок отрежешь... отнесешь домой. Так вот выживали. Осенью

1944 года попали на временную скотобойню... сарай - как начинало зимой подмораживать, забивали, развешивали... висит, пока не замерзнет. Директор родился в Латвии, Лугаев. Латышского языка не знал, служил моряком, было ему лет шестьдесят. Куликовска там устроилась. Уговорила его, чтобы латышей принял на работу. Отца взял сторожем, меня конюхом, была там одна лошадь.

Отец выжил, потому что хлеб помогал печь, на хозяйственных работах больше. Получал корочку.

страница 911

А может, судьба такая. В 1945 году работал в подсобном хозяйстве. Учиться мне больше не пришлось. Косили косами, пахали, бороновали.

Письма домой писали, ответа не было, думали, что все умерли. Оказалось, что та женщина, которая в 1941 году отцу приговор зачитывала, работает на почте, читает письма и не отдает. Кто-то написал соседу, чтобы присылал без обратного адреса. Крестный получил, наконец, письмо отца и так узнал, что мы живы.

В 1946 году приехала делегация забирать детей, которых вывезли несовершеннолетними. Паугуре, она медсестрой в больнице работала, повезла нас. Отец мог поехать, куда захочет, паспорт у него был, у мамы паспорта не было.

До Красноярска проводила нас Паугуре. Нас приняли сразу, записали. Надо было ждать, пока наберется 120 детей - целый вагон. Разместили в пионерских лагерях, суп давали. Денег сколько-то было, ребята там были и старше меня, пошли за десять километров в центр Красноярска за хлебом.

Буханка восемьдесят рублей, поменьше - семьдесят, а у меня сто. Глядели, глядели, а есть хочется, взяли буханку за восемьдесят, пока шли обратно - по крошке, по крошке... есть хочется, а брат с сестрой там, их тоже покормить надо.

Ехали в пассажирском вагоне, тепло. Кто был без одежды, тому дали что-то. Два раза кое-как кормили.

На октябрьские праздники приехали в Ригу... Не помню, дом пионеров или что еще... Кормили два раз, дали одежду. Из Сибири я писал, что мы едем. Приехала двоюродная сестра, забрала нас. Приехали в свой дом. Бабушка была жива. Двоюродный брат служил в армии - в русской. В немецкое время жил здесь, вел хозяйство. Было все разрушено. Двоюродной сестре выделили пять гектаров земли. Дали лошадь, двух коров. Хорошо, что она здорово держалась. Еще бабушка была хозяйка, не так сразу и выкинешь.

Соседи, Тихомировы, были комсомольцами, вместе работали, пахали землю.

View the embedded image gallery online at:
http://istorija.lv/k/kaulinsh#sigProId63c4387d88

У них было

 

страница 912

гектаров десять-пятнадцать. Были сыты, свой хлеб, своя картошка.

В 1947 году отменили карточную систему. Картошку продавали возами. Пуд картошки стоил четыреста рублей, пуд муки - на базаре тысяча двести. В 1947 году приехали отец с матерью. Мать сбежала, в дороге контроль проверял редко.

В 1947 году пошел учиться в школу механизаторов. В 1948 году получил права тракториста. В 1949 году организовали колхоз, и была одна МТС, которая обслуживала несколько колхозов. Пришли работать трактористами мы первые. В 1949 году ждали, что вышлют второй раз, дома не спали, боялись, но нас не взяли.

Маму взяли в январе 1950 года. Отца взяли, брата и сестру прямо с уроков. Меня искали, приходили в МТС, два дня гонялись по следу. Вечером пришел милиционер: «Где здесь Каулиньш?» Даже домой не разрешили заехать. Прямым ходом в Резекне, в каталажку. Привели в изолятор, бетонный пол, солома на полу рассыпана. Смотрю, мальчишечка ходит, за что, думаю, его-то? Смотрю, а это брат. Вот где встретились.

22 февраля меня взяли, 28 мая добрались до конца. Из тюрьмы в тюрьму со всякими жуликами.

В Новосибирске ввели сестру, а маме предстояло путешествовать дальше. Увезли в Канск. Отца и мать берут, нас, детей, не берут. Вас нет в списках, кыш! Списались с Ригой, пока дождались документов, что мы тоже преступники. Месяц просидели. Увезли в Канск. Прежде были в Дзержинске, теперь в поселке Долгий Мост.

Приказ товарища Сталина № 1. Тех, кто был осужден по политическим мотивам, домой не отпускать.

Привезли в глубь тайги, стоят три дома, четыре стены, и все. Собирали кедровые орешки. Встречался с медведем. За три года там построили поселок, подняли дома. Все ссыльные - люди образованные: инженеры, агрономы... двадцать две национальности насчитали: грузины, украинцы, поляки, немцы...

Клуб построили, баню, лесопилку... назывался Перспективный, районный центр Долгий Мост в 58 километрах. Пару месяцев поработал, пошел к главному инженеру, говорю, я же тракторист, могу на дизеле работать.

Спросили, за что сослан, ответил, что не знаю. Лукьянов, хороший человек, дал трактор. Платили там хорошо, до 20 тысяч можно было заработать. Денежная реформа была, десять рублей сделали рублем. Цены остались те же.

Работал посменно. Вызывает Лукьянов в МТС. Знаешь, зачем вызвал, говорит. Даю тебе новый трактор. Ссыльному новый трактор?.. Посмотрел, дизельный мотор. Покажи, говорит, как запускать. Показал. Отдыхай две недели, поедешь в Вознесенск. Семь километров от родителей. Пошел в Перспективный, за 58 километров, встал в три и пешочком до районного центра, где бегом, где шагом, в девять утра был уже там. Познакомили с бригадой, показали дорогу и - пахать. Поля 100-километровые, удобрять не надо, знай себе сей. Вспахал 300 гектаров. Заработал полтонны пшеницы и начал жить. Осенью 1950 года.

В 1952 году купил велосипед. Женщины на колени попадали: «Господи, Всевышний, злой дух на двух колесах промчался!». И только крестятся.

В 1953 году умер Сталин. Кто радовался, кто плакал. В 1954 году вышел в передовики по всему Красноярскому краю. И все равно отмечаться надо было. Сам ездил... Если времени не было... посевная, комендант сам приезжал. Агитировал меня: «Будешь работать разведчиком, помогать нам - мы тебя освободим раньше». Говорю: «Не-а, времени нет, работать надо». Заработать там можно было двести в месяц, зимой и летом, я и не спал.

В 1957 году выдали паспорта. Там, где жил отец, дом построили, жить можно было. «Иж» купил, даже сюда привез. Здесь была школа, двоюродная сестра жила здесь. Председатель волости пускать не хотел: «А, сосланные, не пущу!». Председатель расписаться не умел. Депутаты сельсовета были свои люди, они решили впустить, здесь и остались.

В 1959 году женился, жена отсюда, за рекой жила. Я работал механиком, на комбайне, жена агроном. Шофером 30 лет отъездил. В сезон на комбайне работал... четырнадцать сезонов.

Счастливы были, что оказались в своем доме. Отец и мать здесь похоронены. Зла нет. На кого злиться? Такова судьба. Кто-то и там остался. Мы два раза вернулись. Нам просто повезло, таких семей мало.

 

Латышский текст -

Jevgeņijas Kauliņas ģimene

Kauliņa Jevgeņija Staņislava m., dz. 1932, dzīvoja Rēzeknes apriņķa Sakstagala pagasta Vorkaļos, izsūtīta 14.06.1941. uz Krasnojarskas novada Dzeržinskas rajonu, atbrīvota 11.07.56. Lieta Nr. 15440.

Tēvs Kauliņš Staņislavs Antona d., dz. 1895, dzīvoja Rēzeknes apriņķa Sakstagala pagasta Vorkaļos, arestēts 14.06.1941., ieslodzīts Kirovas apgabala Vjatlagā, atbrīvots 04.09.44., pēc tam nosūtīts nometinājumā uz Krasnojarskas novada Dzeržinskas rajonu, 1947. gadā bēdzis, nosūtīts atpakaļ 22.02.50. atbrīvots 30.04.57. Lieta Nr. 15440.

Māte Kauliņa Antoņina Antona m., dz. 1904, dzīvoja Rēzeknes apriņķa Sakstagala pagasta Vorkaļos, izsūtīta 14.06.1941. uz Krasnojarskas novada Dzeržinskas rajonu, bēgusi 1947. gadā, nosūtīta atpakaļ 21.01.50., atbrīvota 30.04.57. Lieta Nr. 15440.

Brālis Kauliņš Konstantīns Staņislava d., dz. 1927, dzīvoja Rēzeknes apriņķa Sakstagala pagasta Vorkaļos, izsūtīts 14.06.1941. uz Krasnojarskas novada Dzeržinskas rajonu, atbrīvots 07.06.57. Lieta Nr. 15440.

Brālis Kauliņš Vitolds Staņislava d., dz. 1939, dzīvoja Rēzeknes apriņķa Sakstagala pagasta Vorkaļos, izsūtīts 14.06.1941. uz Krasnojarskas novada Dzeržinskas rajonu, atbrīvots 11.07.56. Lieta Nr. 15440.

 

 

 

 

 

 

 

Дети Сибири ( том 1 , страница 909  ):

мы должны были об этом рассказать... : 
воспоминания детей, вывезенных из Латвии в Сибирь в 1941 году :
724 детей Сибири Дзинтра Гека и Айварс Лубаниетис интервьюировали в период с 2000 по 2007 год /
[обобщила Дзинтра Гека ; интервью: Дзинтра Гека, Айварс Лубаниетис ; 
интервью расшифровали и правили: Юта Брауна, Леа Лиепиня, Айя Озолиня ... [и др.] ;
перевод на русский язык, редактор Жанна Эзите ;
предисловие дала президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга, Дзинтра Гека ;
художник Индулис Мартинсонс ;
обложка Линда Лусе]. Т. 1. А-Л.
Точный год издания не указан (примерно в 2015 году)
Место издания не известно и тираж не опубликован.
- Oriģ. nos.: Sibīrijas bērni.

 

 

 

лица депортации 1941 года

лица Депортации 1941 года

previous arrow
next arrow
Slider