Гришане Беате родилась в 1928 году.
Жили мы в Даугавпилсе, но родилась я в Риге.
Отец был врачом-хирургом, мама по профессии инженер-химик.
У меня есть ещё 2 сестры - Лигия и Регина.
страница 562
Жили мы в Даугавпилсе, но родилась я в Риге. Отец был врачом - хирургом, мама по профессии инженер-химик. У меня есть еще две сестры -Лигия и Регина. Старшие сестры в Даугавпилсе учились в школе. Мне было восемь лет. Отец, как всегда, много работал. Мама в последние годы тоже работала, под Даугавпилсом - в 10 километрах -жили бабушка с дедушкой, летом мы там отдыхали. Ходили по грибы, по ягоды, зимой ходили на каток, учились. Наступил 1941 год. Мы были в деревне, когда позвонила мама, дедушка запряг лошадь и повез нас, всех трех, в Даугавпилс. В Даугавпилсе уже были упакованы вещи, и мы могли отправляться в дальний путь. Мама ничего особенного не говорила, папа тоже.
Мама сказала, что надо ехать.
Куда, она и сама не знала. Я даже не помню, как папа направился в другой вагон, взял ли он свой чемодан. Мы даже, кажется, не попрощались. Мы вошли в вагон, забрались на верхние нары, устроились справа у самого окошка. Смотрели в окно, навстречу шли воинские эшелоны. Мы не видели больше и вагона, в котором ехал отец, мужчин отцепили или они ехали другим поездом - этого я тоже не могу сказать.
Сначала еды не давали, потом стали кормить пшенной кашей - красной почему-то, видно, полита она была томатным соусом. Открыли двери, дали воды. Сейчас я, возможно, восприняла бы все иначе, но тогда я была ребенок. В вагоне я заболела. Мама говорила, что молилась Богу, чтобы меня не высадили, чтобы охрана не узнала, что я больна.
Мне кажется, везли нас до Канска - это за Красноярском. Потом погрузили всех в машины и привезли в
Тасеево. Там и высадили. Местные приняли наши семьи. Нас поселили в маленькой комнате, мама расстелила на полу одеяла, и вчетвером мы там и спали. Мама работала в лесу, я тоже ходила с ней, помогала. Они пилила чурки, потому что раньше машины работали на них.
Не хочу гневить Бога - мы не голодали. Труднее стало, когда жили без мамы. Сначала была какая-то лишняя одежда, которую можно было продать, -рубашка или простыня. Потом мы перешли жить в новую квартиру, так как местные воровали. Мама сказала: красный платок на шее, а все же воруешь. Наступило Рождество, за мамой пришли и арестовали. И остались мы втроем. Мне не было еще 14 лет, сестре чуть больше 11, а младшей всего шесть лет. И тогда нас взял колхоз, и не как сирот - нас в детский дом не отдали, они называли нас беспризорниками. Мы ходили на ферму за молоком, давали нам картошку, хлеб. И местные подкармливали. Так мы и жили. Маму взяли за то высказывание, что ей не нравилось, то и говорила, и этого было достаточно. Мы долго не знали, где мама. Она была в лагере, восточнее Канска, станции три. Я уже была большая. Года через три я съездила к ней один раз. Билеты продавали только до следующей станции, я проехала до третьей. И приехала к маме. Местные подсказали, где поезд замедляет ход, - я должна была прыгать. Так я и сделала и направилась к погребам, где была назначена наша с мамой встреча. Виделись мы не больше пяти минут - кто-то сказал, что я приехала; маму взяли и увели. На этом наша встреча закончилась.
Потом она писала, что сидела в карцере. Через некоторое время я снова отправилась на станцию.
страница 563
Попросила, чтобы мне взяли билет до Канска, и люди взяли. Ни кто я, ни куда я собираюсь они не знали и взяли билет. И ночью я приехала в Канск. Помню, все люди куда-то шли в темноте, я с ними, потом мы ночевали в темном подвале, я забилась в темный уголок и заснула. Утром пыталась уехать дальше. Не дай Бог, чтобы дети мои, внуки мои когда-нибудь так ездили!
Примерно через год приехала жена папиного брата с моими двоюродными братом и сестрой, но местной власти не понравилось, что приехали и взрослые, и их отправили в Игарку. Потом из Игарки они перебрались в Красноярск.
Когда я стала старше, надо было идти в колхоз. Приходилось пилить дрова, зимой молотить. Днем молотили женщины, у которых дома были маленькие дети, в ночную смену - девчонки, ребята, у кого не было детей.
Молотили на молотилке. Мы должны были подносить снопы, убирать полову. Мы подносили снопы, укладывали их на столики, следующие подавали наверх. Таким образом работа и происходила. Днем нас отвозили домой.
Еще через год приняли меня в полевую бригаду учетчицей, считала я отлично. Еще через полгода взяли меня в тракторную бригаду. Там мне гарантировали три рабочих дня и за каждый день три килограмма зерна. Часть мы могли продать, и на хлеб оставалось. Летом, когда зерна не было, я возила из центра на всю бригаду хлеб и сестрам оставляла по буханке. То, что съедалось летом, зимой высчитывали.
Так я и осталась с шестью классами, которые окончила в Латвии. Правда, я начала там ходить в школу, но русским языком владела не очень хорошо. Конечно, я работала, могла все записать. Все освоила сама. Одну зиму в колхозе даже занималась ревизиями. Было мне тогда 17 лет.
Когда кончилась война, было еще ничего, а потом сестры вместе с остальными детьми уехали в Латвию. Я уехала примерно через полгода, у меня уже был паспорт. Я пошла и сказала, что мне уже 16 лет, и мне дали паспорт. И я сама уехала в Латвию. Одна сестра жила в Даугавпилсе у докторши, у Павловской. Другая жила у дяди в Дагде, в « Сабали ». Я поселилась у своей крестной Башко. Вы, может быть, слышали, был в латвийское время такой летчик - полковник Башко.
Приехала я в 1947 году. Жила у тети в деревне, в Аглоне. Там я познакомилась со своим мужем, уехали жить в Ригу. Он работал на стекольной фабрике, жили мы тогда в общежитии.
В 1949 году, когда начали высылать второй раз, сестра из Даугавпилса приехала к нам - так казалось надежнее. Пожили год спокойно. Но потом нас с сестрой все же нашли и снова арестовали. Вечером пришла милиция, сказали - собирайте вещички. Муж тоже был дома. Официально мы не были зарегистрированы, он не развелся с первой женой. Нас с сестрой отвели в милицию. Дети остались с мужем. Он детей мне не отдал, сказал, что нечего их мучить. Муж пробовал... У него были какие-то знакомства, он пытался нас вызволить - говорил, что мы приедем сами, но с ним никто не пускался в разговоры. Отвели нас в пересыльную тюрьму. Отсидели три недели, пока не набрали людей, и повезли нас обратно. В Москву не заезжали, через 28 дней оказались в Кирове, в тюрьме. Я писала домой письма, и женщины, которые оставались после нас, получали от мужа ответ. Я об этом только слышала. В Свердловске мы снова сидели, в Новосибирске несколько месяцев просидели в тюрьме. Путешествовали мы полгода и наконец попали в те же места, откуда бежали. Велели подписаться, что теперь нас высылают на вечные времена. Когда нас выпустили из вагонов, вот не помню, то ли отвезли, то ли самим надо было добираться до Красноярска. Пришла работать на овощекомбинат - там сушили картошку. Вскоре приехал муж с детьми, стали мы жить дальше. Ходили пилить дрова, детей устроили в детский сад. И однажды приехал отец. Он нас разыскал и однажды просто вошел. Он тоже устроился на работу. Он был врач, но в первую зиму в больницу его не приняли. И он стал возить в больницу воду на лошади. На санях установили большой чан, ехал он к проруби, наливал полный чан воды и взбирался наверх. Через полгода он снова смог работать врачом.
А там и у мамы кончился срок, но она осталась в Канске, где нашла работу. Сестра жила с ней, ходила в школу. Отец снял домик, и мы стали жить все вместе. Спустя некоторое время отец купил свой дом, тогда и мама приехала. И в один прекрасный день явилась и средняя сестра со своей семьей - им разрешили приехать. Так мы снова оказались все вместе.
По утрам отец отводил детей в детский садик, вечером за ними приходила я. Мы с мужем ходили пилить дрова в дальний лес - за пять километров.
страница 564
Я заканчивала раньше, шла за детьми, он оставался заканчивать, убирать. Потом приехал муж сестры, стали они подумывать о другой работе, потому что у меня родился третий мальчик. И они пошли копать колодцы. В 1949 году приехал еще один их друг - Артуре Апситис. Леспромхозам нужны были колодцы. Позже, когда возникли МТС, они стали строителями.
Шел 1955-й или 1956 год. Папа сказал, что надо идти оформлять документы, так как они его все время дергают. Говорят, что я числюсь в списках ссыльных, но находиться там больше не могу. Вечная ссылка окончилась! Мы с мужем еще не собирались уезжать, была еще работа, мама с папой уехали первыми. Летом забрали документы, продали дом, упаковали вещи в контейнер. В Москве остановились на пару дней - у папы там жили родственники, сходили навестить. Было это
23 февраля, был салют. По крайней мере, дети видели. А потом поехали в Латвию.
В Риге меня не прописали, жила я у крестной. Они тогда строили дом в Межапарке, я жила в вагончике. Позже меня без прописки приняли в общежитие - в маленький уголок, где было место для кровати и детской кроватки, а потом мы переехали в Тукумс. Жил здесь знакомый Упитс, он был в русской армии, член партии. Мы получили небольшую квартиру, жилую кухню, на пятерых. Во дворе стоял двухэтажный дом, оттуда съехал один офицер, освободилась двухкомнатная квартира с кухней. Добрые соседи посоветовали, чтобы мы просили эту квартиру себе. И стали мы там жить, и живем вот уже 25 лет. Отопление печное, но что поделаешь... Так жизнь и прошла, но я не жалуюсь, может быть, такой у меня характер. Дал бы только Бог здоровья!
Grišāne Beāte Pētera m.,
dz. 1928,
lieta Nr. 394 R,
izs. adr. Daugavpils apr., Daugavpils, Padomju iela 6-3 ,
nometin. vieta Krasnojarskas nov., Tasejevas raj.,
atbrīvoš. dat. 1956.03.22
Grišāns Pēteris Kaetana d., dz. 1896, lieta Nr. 394 R, izs. adr. Daugavpils apr., Daugavpils, Padomju iela 6-3 , nometin. vieta Krasnojarskas nov., Tasejevas raj.
Гришанс Петерис Каетанович был в Вятлаге до 10 11 1955 страница 214 Aizvestie
Иногда есть информация на некрополе
Для поиска дела по дате рождения или букв имени и фамилии используем запрос
на сайте http://www.lvarhivs.gov.lv/dep1941/meklesana41.php
Дети Сибири ( том 1 , страница 562 ):
мы должны были об этом рассказать... :
воспоминания детей, вывезенных из Латвии в Сибирь в 1941 году :
724 детей Сибири Дзинтра Гека и Айварс Лубаниетис интервьюировали в период с 2000 по 2007 год /
[обобщила Дзинтра Гека ; интервью: Дзинтра Гека, Айварс Лубаниетис ;
интервью расшифровали и правили: Юта Брауна, Леа Лиепиня, Айя Озолиня ... [и др.] ;
перевод на русский язык, редактор Жанна Эзите ;
предисловие дала президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга, Дзинтра Гека ;
художник Индулис Мартинсонс ;
обложка Линда Лусе]. Т. 1. А-Л.
Точный год издания не указан (примерно в 2015 году)
Место издания не известно и тираж не опубликован.
- Oriģ. nos.: Sibīrijas bērni.