14 06 1941

Грашиня Рута родилась в 1940 году.

страница 527

Мой дед был очень образованным человеком, имел высшее образование, учился в Великих Луках, затем в Политехническом институте в Риге. В Крапеской волости у него был дом. Вся семья у них была образованная. В 1905 году он вместе с женой и дочкой Мирдзой уехал работать в Читу, так как в Латвии работы для него не было. Ему предлагали Петроград, Читу, еще что-то, но он выбрал Читу. Жил он там до 1920 года. Там у него родились еще сын и дочь. В 1920 году он вместе с семьей через Владивосток решил вернуться в Латвию. Они плыли морем, через Суэцкий канал, вокруг света. Через три месяца были в Риге. Когда он вернулся, его сельский дом был разрушен. Умерла его мама, которая так и не дождалась сына и его семью. Сегодня, например, он приехал, а мама умерла вчера. Он стал строить дом, искал работу в Риге - надо было растить детей. У него их было трое - Мирдза, Расма и Карлис. Сначала работал в строительной отрасли, затем на железной дороге. Знаю, что дорога от Скрпвери до Мадлиены построена по его проекту. Недалеко находился его дом. Потом он работал в министерстве, работал долго и хорошо. Он был государственный контролер. И тут наступил 1941 год. Всем известно, как все происходило. Мы жили с мамой и папой на улице Калнциема, 12. Нас у мамы было двое - я и Юритис. Вывезли нас оттуда в двенадцать часов. Мужчин увели в одну сторону. Женщин и детей - в другую. Женщинам сказали, что, когда они приедут на место, мужчины уже будут их ждать. Все теперь знают, что этого не случилось. Нас увезли в Томскую область, плыли по Васюгану, потом по ее притоку Нурольке, и оказались почти у самого ее истока, в селе Волчиха. Там было несколько лачуг, там уже жили сосланные в 1937 году - русские, украинцы, немцы. Вначале жить было негде, потом пустила нас к себе одна семья. У них было пятеро детей. И они еще приняли мою маму с двумя детьми. Мне было всего девять месяцев. В поезде кормить меня было нечем, только хлеб и вода. И все-таки мы доехали и жили вместе с этой семей, в которой было семь человек. Тут же жил и родившийся зимой теленок, овца и мы. Все дети спали на печи, было тепло. А маме, конечно, было трудно. Она потеряла мужа, нашего отца. Я сильно болела, почти не ходила. Соседи говорили - лучше бы ей умереть... Но мама сказала: “Нет! Как же я смогу приехать в Латвию без дочери!” А братик приговаривал: “Она у нас самая красивая девочка...”. Так он говорил... Летом он утонул, ему было шесть лет... И остались мы с мамой вдвоем. Все остальные пропали...

У мамы было преимущество - она жила в Чите, знала русский язык, у нее было университетское образование - факультет философии. Ей, конечно, было чуть легче - она могла с людьми разговаривать. Но физически ей было тяжело - болели косточки на руках, они почти исчезли, от холода стали гнить. Мама любила играть на пианино, но когда вернулась в Ригу, играть ей было уже трудно. Работа у нее были разная. Я часто просила есть. Трудно было повсюду бегать босиком, каждое лето я хромала, это я помню. Трудно собирать мерзлую картошку. Комары, гнус - это было очень тяжело. Крапива жалилась. Но если бы не крапива, нас, может быть, и в живых не было бы, крапива спасала. Крапивы в селе всем не хватало, даже поделили территорию - под мостом вы собираете, дальше - другая семья. Все село было так поделено.

страница 528

Помню, было мне пять лет, вставать надо было в пять утра и идти нянчить годовалого малыша. Трудно было встать, но я ходила, потому что у них в печи был суп, давали мне и кусочек хлеба. Помню, весь день смотрела я на печь, где стоял суп, и ждала, когда придет хозяйка и нальет мне в тарелку. Сама я взять не могла — в печи горячо, и делать это мне запрещали. Летом тоже было трудно. В это время мы с мамой жили километрах в пяти от села, уезжали на большой лодке - я все время вычерпывала воду. Там росла картошка, надо было вырастить ее, уберечь от скота и от людей. Все лето стерегли. Мне было шесть лет, и мама оставила меня стеречь, а сама поехала за реку собирать ягоды. Ждала я, ждала, уже темно, а я все жду и жду. А когда она вернулась, рассказала, что наткнулась на медведя. Растерялась - корзинку не добрала и вдруг - медведь. Я потом очень переживала, когда мама куда-то уходила, говорила: «Мамочка, не ходи, тебя медведь съест!». Но она уходила...

Дел у меня было много - вязать веники, собирать гнилую картошку, крапиву, ходить по ягоды, много всяких дел. Как я была счастлива, когда узнала, что такое белый хлеб и масло! Впервые ела, когда заболела, поднялась высокая температура. Радовалась, когда тетя - Анна Трапане - пригласила нас с мамой попробовать мясо бурундука. Первый раз попробовала мясо, узнала, что это такое. У тети был сын, но образования у него не было. Мама уже начала работать учительницей и помогла ему окончить школу. Он получил документы и поехал

в Томск, а потом в Москву. А до этого он построил нам с мамой домик - ах, какая это была радость, свой дом у самого леса! Домик маленький, но там у меня была собственная кроватка... Я тогда уже училась в 4-м классе. Первый раз был у нас свой столик, за которым я училась. В комнате была чистота. Я даже белье стирала. Я слышала, что стирать белье надо золой, тогда оно будет чистое. Я сложила все, посыпала золой. Представляете, что получилось... Мама меня не ругала, знала, что я хотела ей помочь. Не ругала она меня и тогда, когда я решила сварить клецки. Был у нас черничный кисель, а я слышала, что клецки надо варить, пока они не почернеют. Разрезала - внутри белое, разрезала еще раз - снова белое... В конце концов получилась у меня каша. Ничего, съели... Однажды, помню, мама меня отругала. Я еще не ходила в школу, купила самую дорогую крупу - я же не знала, что почем. Это была манка. Тут уж она ругалась, а я плакала. Стало ей меня жалко, и она мне из картошки и соломы сделала солнышко и подвесила к потолку: «Смотри, Рутыня!». В домике солнца было мало, и когда появилось еще одно, стало веселее.

Маме посчастливилось получить в школе место учительницы. А получилось так - она работала уборщицей в школе-интернате, где жили разные... Однажды приезжает начальство. К его приезду надо было везде почистить, все вымыть, чтобы блестело. Она всю ночь скоблила полы добела, не мочила, а скоблила. Утром она выглядела жутко. Начальник спросил, что это за женщина - такая страшная. Она рассказала о себе, откуда она, какое у нее образование, что она может преподавать немецкий язык. Он сказал, что нужна учительница, и пусть мама работает. И началась у нас, можно сказать, хорошая жизнь. Мама стала получать деньги, я начала учиться.

Когда я была маленькая, мама все время говорила мне: мы поедем в Ригу, поедем в Латвию. Я никак не могла понять, спросила - почему один раз ты говоришь - в Ригу, другой раз - в Латвию? Что такое «Рига» ? И мама стала мне рассказывать. И я ждала - когда же поедем, когда же... В 1956 году, когда ее отпустили, стали мы собираться. В 1957 году впервые мы приехали в Ригу. Приехали, а родных нет, никто не ждет, есть только знакомые. В первый год мама работу не искала, только потом стала искать. Как только узнавали, что она была выслана, сразу же говорили: «Извините, к сожалению, мест нет!». Мама возвращалась, плакала, она уже понимала, откуда это «к сожалению»... Она знала,

страница 529

что место есть, ведь ее посылали по конкретному адресу. Она даже хотела оставить меня у какой-то тетушки и уехать обратно в Сибирь, там у нее была работа. Но оставлять меня ей было жалко - все-таки двенадцать лет мне было. Мы единственные остались из всей семьи... И мы вдвоем уехали в Сибирь. Там я училась в педагогическом институте. Работала учительницей, вышла замуж. У меня трое детей -Юрис, Лиените и Андрис. У всех высшее образование. Пока они живут в Томске. Мы с мужем Колей живем здесь, переехали в Ригу, у нас здесь комнатка, только на двоих. Комнату мы с мамой, когда перебрались в Ригу, купили. Но вернуться не пришлось. Квартирка осталась. Все говорили: зачем держите, надо продавать! Но мы сказали, что не продадим. Мама все время надеялась, что мы вернемся. Но не дождалась. Она бы порадовалась, узнав, что мы с мужем живем здесь. Может быть, когда-нибудь приедут дети, пока приезжают только в гости, живут по три месяца. Младший говорит по-латышски, старшие хуже. Если бы жили здесь, постепенно научились бы. Очень хочу, чтобы сыновья приехали. Дочка замужем, она-то вряд ли приедет. А сыновья - очень хочу, чтобы они жили в Латвии. Как будет, жизнь покажет.

Карлис Пиегазе - это ваш дед? Да, это дедушка. Он хорошо работал, и когда всех увольняли, Карлис Улманис написал ему благодарственное письмо. Я читала архивные документы - интересовалась, почему деда выслали. Он был очень хороший сотрудник в Госконтроле, за работу был награжден орденом Трех звезд и еще каким-то орденом. Потому и выслали, что умный был и хорошо работал.

Отец был юристом, учился на последнем курсе в Латвийском университете, было у него двое детей - я и Юритис. Он работал в отделе страхования в полиции. Вывезли нас в двенадцать ночи. Взяли нас всех вместе. А потом сказали, что мужчины поедут первыми. От волнения папа взял чемодан с детскими вещами, а мама взяла его вещи. Был в чемодане и папин халат, пригодился, мама потом его долго носила.

Зимы были холодные. Картошки в селе не было - всю съели, все очистки. Люди стали есть крыс, положишь на стол, а другая крыса ее утащит, человек оставался ни с чем. Соседнее село находилось в 30 километрах, и мама в резиновых сапогах ходила туда. Обменяла этот халат на картошку. Пока картошку привезла, она замерзла, стучала, как камни... Привезла одно или два ведра, не больше...

Отца отправили на последнюю в Кировской области станцию, дальше поезд не ходил, - станция Лесная. О судьбе отца я узнала только в 1984 году. Мама умерла, так и не узнав, что случилось с отцом. Узнала я из списка, который был опубликован в газете «Литература ун Максла» - врач, который был в лагерях, составил список всех умерших. Записывал на бумажках от сигарет. В газете рассказывалось, как они там «жили»... Не могла читать без слез. В списке нашла и отца - Эдуард Грашиньш умер осенью. Летом привезли, а осенью умер. Дедушка умер в Усольлаге. Его повезли в другую сторону. Мы с мамой об этом знали. О судьбе деда я узнала в 1985 году - когда, где, какова причина смерти. В Сибири остались папа, дедушка, братик, а теперь вот и мама в Омской области.

О многом еще можно рассказывать. Думала, детям рассказывала - если бы не крапива, нас в живых бы не было... Разбогатею, поставлю памятник крапиве. Есть ведь памятники собакам, огурцам... Крапиве обязательно надо поставить памятник -она спасла сотни, тысячи человек, хорошая трава крапива... Трудно было. Всякое было.

А сейчас - что сейчас? Жить можно! Сейчас только воспоминания. Думаю, была бы я писательницей, записала бы все, что мама рассказывала, что я помню. Помню я многое. Когда я была ребенком, думала, что так, как живем мы, живут и остальные, а мама, взрослые - вот им было трудно.

Помню, как в 1949 году снова стали привозить латышей, маму тогда вызвали в НКВД. Узнали, что у мамы высшее образование, и говорят ей энкавэдэшники: «Слушайте, о чем эти латыши говорят, и обо всем нам рассказывайте». Мама, конечно, отказалась. А они ей: «Если вы от этого откажетесь, мы вас вышлем еще дальше». Она им ответила: «Я все равно делать этого не стану, хуже, чем есть, сделать уже невозможно, я столько повидала и добра и зла, что хуже уже быть ничего не может!» Велели они ей написать автобиографию. Мама всю ночь писала и переписывала, чтобы ни одной ошибки не было. По-русски она писала хорошо, преподавала в Резекненской гимназии - там еще и сейчас есть фотографии. Принесла она утром свою автобиографию, прочитали они и говорят: мы вас высылаем в другое село. И поехали мы. Всем, с кем мы жили в селе, жалко было с мамой расставаться - она была умная, всем помогала, писала заявления и всякое такое. Вся деревня высыпала на высокий берег, провожала маму. Привезли нас

страница 530

в другое село, но там оказалось лучше, ближе к центру. Жизнь наша стала веселее. Это было в Каргасокском районе. Земля там была хорошая. Мама работала учительницей, у нас был огород, было жилье, даже баня была, на берегу реки, с черными стенами, но радость-то какая - есть где помыться. Как мы оказались в Пудино - мама не хотела жить одна, я тоже не хотела. Мама хотела переехать в Томск. Нашла работу, стала преподавать немецкий в школе, но жить было негде. Пошла она тогда в районо и сказала: посылайте куда-нибудь, в Томске жилья не найти. Ей предложили Пудино, добраться туда можно было только самолетом. А мама подумала - на лошади ехала, на поезде тоже, на пароходе тоже, а вот самолетом не летала. Что будет, то будет. И в 1959 году мы поехали. Потом и я там работала, 33 года отработала. В той же школе работал и мой муж, в Пудино родились и дети. Сюда приехали в 2002 году, в Ригу. Сейчас я на пенсии. В школе работать не хочу, сейчас дети совсем другие. Сейчас учителям гораздо труднее. Пока мне на пенсии хорошо - после такой нелегкой жизни...

Почему вы решили вернуться в Латвию? Там условия жизни очень непростые. Попасть туда можно только самолетом. Не хотелось больше оставаться на болотах, из которых выкачивают нефть. Дети был в Томске, а там у нас квартиры не было. А тут была. Сделали ремонт, сами с мужем. И хотелось мне, чтобы дети не утратили мою Родину. До перестройки мы каждый год сюда приезжали. Дети с мамой приезжали, жили по полгода. С детьми мы здесь жили каждое лето. Сравнивали - в то время там продуктов было не достать, а здесь было все! Когда возвращалась и рассказывала, людям казалось это заграницей.

Как себя чувствует здесь ваш муж? Ничего, потихоньку привыкает, первый год было труднее. Начинает понимать по-латышски. Я знаю, привыкнуть трудно. Наши знакомые уехали сюда из Пудино 20 лет назад. Спросила: «Долго привыкали?» - «Десять лет!» Латыш один, Андрис, который жил на Камчатке, сказал то же самое. Вся жизнь там прожита, там друзья. Здесь все иначе. *

Таких, как я, здесь, вероятно, не много. Мне ведь было всего девять месяцев, когда выслали. Таких мало. Многие погибли уже в дороге. Ехали мы два месяца, на барже плыли, в грузовом трюме. Долго плыли по сибирским рекам. Увезли как можно дальше - на самый краешек. Сейчас из этих болот нефть выкачивают. Дорог там нет. Летом до

браться можно на самолете. Была бы дорога, чтобы проехать 500 километров, потребовалось бы восемь часов.

Наконец начали строить там дорогу, но времени не хватило. Началась перестройка. 400 километров проложили, 100 осталось, не доделали. Так жители сейчас и мучаются. А те, чья нефть, дорогу делать не хотят. Кто-то из них сказал: «Зачем прокладывать дорогу в никуда?» Да и дорого на болотах дорога обходится. Вот они и летают, все привозят на самолетах.

Отмечала ли ваша мама Рождество? Да. И на Пасху красили яйца, пробовали даже травку выращивать, чтобы туда яички положить. Вот я думаю - что должен человек сделать, чтобы жизнь его была счастливой? Не воровать, языком не болтать, с соседями не ссориться. Добро другим делать, желать добра другим. О воровстве - думаю, самый большой грабитель государство. Первый раз украли все имущество, семью, мы потеряли все. Это было в 1941 году. Сделало это правительство - какое правительство, неважно. Второй раз в России, когда мы потеряли деньги... Мама, я, муж - все мы работали, зарабатывали, чтобы вырастить детей, а правительство ограбило всех. Издавали один закон за другим. И здесь, когда деда увезли, у нас тоже было имущество, я все записала. Дали мне за него деньги. Я положила деньги в банк, а через полгода правительство снова у меня эти деньги украло. И снова я осталась ни с чем. И второй раз у меня украли в 1992 году, когда меняли деньги. Всю жизнь мы жили не по закону, а по правилам, которые придумывало правительство. Всех грабило, пострадали все... Я считаю, что самый большой грабитель -правительство.

Я еще спросила - у деда ведь было в Риге имущество, на что мне ответили, что нет списка, нет протокола. А в архиве я нашла. Одну вещицу нашла - оказывается, был он такой бедный, только радио у него и было. Так отдайте мне хоть за него деньги, я куплю детям подарок, чтобы хоть какая-то память. Символически! Не может же быть, чтобы у него ничего не было. Что ж, сидел он голенький и слушал радио?! Мне сказали, что я со своей просьбой опоздала. Я не понимаю - если я у кого-то что-то взяла, украла, я обязана отдать. А они говорят -поздно... Он же должны вернуть долг. Этого я не понимаю! Неверно это.

В 1941 году здесь уже была не Латвия, а Россия -правопреемница СССР...

Grašiņa Rūta Eduarda m.,
dz. 1940,
lieta Nr. 20789,
izs. adr. Rīgas apr., Rīga, Kalnciema iela 12a-3 ,
nometin. vieta Novosibirskas apg., Kargasokas raj.,
atbrīvoš. dat. 1956.07.0

Grašiņš Eduards Jāņa d., dz. 1905, lieta Nr. 20789, izs. adr. Rīgas apr., Rīga, Kalnciema iela 12a-3

Грашиньш Эдуард Янович умер в Вятлаге 11 2 1942 страница 533 Aizvestie

 Для поиска дела по дате рождения или букв имени и фамилии используем запрос

на сайте http://www.lvarhivs.gov.lv/dep1941/meklesana41.php

Дети Сибири ( том 1 , страница 527  ):

мы должны были об этом рассказать... : 
воспоминания детей, вывезенных из Латвии в Сибирь в 1941 году :
724 детей Сибири Дзинтра Гека и Айварс Лубаниетис интервьюировали в период с 2000 по 2007 год /
[обобщила Дзинтра Гека ; интервью: Дзинтра Гека, Айварс Лубаниетис ; 
интервью расшифровали и правили: Юта Брауна, Леа Лиепиня, Айя Озолиня ... [и др.] ;
перевод на русский язык, редактор Жанна Эзите ;
предисловие дала президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга, Дзинтра Гека ;
художник Индулис Мартинсонс ;
обложка Линда Лусе]. Т. 1. А-Л.
Точный год издания не указан (примерно в 2015 году)
Место издания не известно и тираж не опубликован.
- Oriģ. nos.: Sibīrijas bērni.