Филипсонс Валдис родился в 1944 году.
Я родился в 1944 году в Риге.
Жили мы на улице Дикю.
страница 871
Я родился в 1944 году в Риге. Жили мы на улице Дикю. Мама окончила юридический факультет, отец - химический. Во время войны, при немцах оба действовали в подполье. Через две недели после того, как 13 октября в Ригу вошли русские войска, отца арестовали и осудили по 58 статье на 10 лет. Маму не тронули.
Позже я узнал, что маму предупредили - вы в списках. Поэтому ночь на 25 марта 1949 года, когда людей забирали, мы провели в детском саду, где работала моя крестная. Помню время от времени освещавшие улицу огни - это останавливались то возле одного, то возле другого дома машины с включенными фарами. Мама всю ночь не спала.
Утром бабушка пошла к нам на квартиру, но двери были уже опломбированы. Бабушка попросила, чтобы ее впустили в квартиру, но ее вместо этого арестовали и в том, в чем была, без вещей, без еды, увезли. И она пропала на долгие годы.
Мы с мамой спаслись. В нашу квартиру вселились русские. Хорошо, что хозяйка предоставила нам небольшую комнатку. Из своих вещей вернуть нам ничего не удалось. Только вышвырнутый на помойку альбом с фотографиями, но мама его сама потом уничтожила.
Ночами мама работала на фабрике - в мотальном цеху, наматывала на катушки нитки. А я с пяти лет оставался дома один. «Утешал» меня большой плюшевый медведь. Потом мама устроилась в детский сад поваром.
Осенью 1952 года я пошел во 2-й класс. Однажды мама пришла домой с двумя незнакомыми людьми. Мама поспешно стала собирать вещи, а я ничего не понимал. Потом маме разъяснили, что согласно гуманным законам Советского Союза, семьи должны воссоединиться, поэтому ее увезут туда, где находится ее муж.
Сначала отвезли нас в Центральную тюрьму, где мы просидели четыре месяца. А в 1953 году начались мои сибирские «приключения». Везли нас по этапу - в арестантских вагонах из одной тюрьмы в другую. В каждом купе решетки, в коридор охрана. Я побывал в 11 тюрьмах. Некоторые эпизоды этого «путешествия» навсегда застряли в памяти: ночь, тьма, приказ выйти из вагона, угроза в случае побега стрелять, на перроне охранники с собаками... И все это из-за женщины с маленьким ребенком! Мама тянула меня, несла два чемодана... Никто не помог.
В некоторых тюрьмах нас помещали в изолятор, в некоторых - в общую камеру. В одной из тюрем встретили 90-летнего человека, которого осудили на 25 лет.
Помнятся и тюремные прогулки. Выпускали по двое. С тех пор не могу есть картофельное пюре, всякий раз перед глазами размякшие сине-зеленые картофелины, которыми нас кормили...
В России, на одном из этапов, я заболел. Температура выше 42 градусов, лекарств никаких, есть нечего. А так хотелось шоколада, просил хотя бы крохотный кусочек... И один из офицеров принес мне кусочек. Когда мне стало легче, он взял меня в свое купе и кормил. И я поправился. Он даже пытался уговорить маму, чтобы она меня отдала ему, у самого у него детей не было. Но мама меня не отдала.
В Чите, в последней тюрьме, нас загнали в большую камеру. Температура там была ниже нуля, и мы с мамой всю ночь ходили, чтобы не замерзнуть.
страница 872
Когда доехали до конца - это был Благовещенск-на-Амуре - мы поняли, что все разговоры о воссоединении семей самая обыкновенная ложь. Отец в то время находился на Магаданских рудниках, бабушка - недалеко от Томска.
А мы возле китайской границы застряли на пару месяцев. Потом нас посадили в машину и увезли в глубь тайги. Замерзли страшно, помню, как с меня стащили носки и растирали ноги одеколоном. Мог и без ног остаться.
В тайге нас поселили в деревеньке у еще раньше высланной женщины с многочисленными детьми. Мужчин в деревне не было.
Мама сразу же пошла работать. У меня тоже было задание - каждый вечер я должен был начистить ведро мелкой картошки. Когда мама ехала в лес, я помогал - вел лошадь. Однажды нога моя застряла между телегой и пнем, и снова я чуть не остался без ноги. К счастью, нога только распухла.
Мама узнала, что примерно в 50 километрах от нас живет семья, с которой она была знакома еще с времен подполья, и получила разрешение съездить к ней. Приняли нас хорошо. Запомнились просторы и сопки.
Мама долго добивалась, чтобы нам разрешили жить с бабушкой. Наконец получили разрешение уехать в Томск. Билет покупали за свои деньги, но нас сопровождал «телохранитель».
В Томск приехали весной, когда начался ледоход, попасть к бабушке, которая жила и работала в колхозе за 50 километров от Томска, мы не смогли.
Остались в городе. Мама пошла работать на стройку подсобницей. А когда лед сошел, про нас как бы забыли, никто уже не требовал, чтобы мы ехали к бабушке. Зарабатывала мама 12 рублей в месяц. Однажды на базаре у нее украли все деньги. Мама домой вернулась в слезах. Выручил ее прораб - он приносил из дому двойной обед и кормил меня.
Летом я поехал к бабушке. Мама в конце концов добилась, что бабушке разрешили перебраться к нам. Помню, как осенью мы с ней вдвоем ехали на огромном возу с сеном в Томск.
Спустя какое-то время мама устроилась на работу в техникум, выделили нам комнатку в общежитии.
В Томске я пошел в школу, но было трудно, так как русского языка я не знал. Особенно трудно давался русский письменный.
К тому времени мы уже знали, что отец работает в шахтах, они с мамой переписывались. В 1957 году он приехал к нам в Томск и устроился прорабом на стройке.
Через год - в 1958 году - продали все, что у нас было, и вернулись в Латвию. Но сразу же начались проблемы, так как отца нигде не прописывали. Меня отправили в Гулбене к бабушке с дедушкой. Потом отец нашел работу на строительстве, и мы постепенно встали на ноги.
Среднее образование получил на русском языке, как и начал в Сибири, в институте учился на латышском потоке. Сначала мечтал стать адвокатом, мне дали понять, что в этом плане мне ничего «не светит». Заинтересовался строительством дорог, поступил, окончил и не жалею. Единственно, что за границу не пускали из-за биографии. Об этом узнал, когда пришел работать в Министерство строительства.
Отец работал так, что его даже представили к награде - к ордену Ленина. Но нашлись люди, которые так красноречиво расписали его биографию, его прошлое, что никакой награды он, конечно, не получил. О пережитом сам он ничего не рассказывал. Как и его друзья.
На работе у отца случился инсульт. И мама подорвала здоровье, ушла из жизни раньше срока.
Когда был молодым, одно воспоминание о случившемся вызывало во мне чувство ненависти. Теперь понимаю, что ненависть порождает ненависть. И не все русские люди виноваты в том, что случилось. Русскую прессу не читаю - не в состоянии.
№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№№
Для поиска дела по дате рождения или букв имени и фамилии используем запрос
на сайте http://www.lvarhivs.gov.lv/dep1941/meklesana41.php
https://nekropole.info/ Человек умирает не тогда, когда перестает биться его сердце, а тогда, когда о нем забывают те, кто его любили
Дети Сибири ( том 2 , страница 871 ):
мы должны были об этом рассказать... :
воспоминания детей, вывезенных из Латвии в Сибирь в 1941 году :
724 детей Сибири Дзинтра Гека и Айварс Лубаниетис интервьюировали в период с 2000 по 2007 год /
[обобщила Дзинтра Гека ; интервью: Дзинтра Гека, Айварс Лубаниетис ;
интервью расшифровали и правили: Юта Брауна, Леа Лиепиня, Айя Озолиня ... [и др.] ;
перевод на русский язык, редактор Жанна Эзите ;
предисловие дала президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга, Дзинтра Гека ;
художник Индулис Мартинсонс ;
обложка Линда Лусе]. Т. 1. А-Л.
Точный год издания не указан (примерно в 2015 году)
Место издания не известно и тираж не опубликован.
- Oriģ. nos.: Sibīrijas bērni.