Эглайс Индулис родился в 1939 году в Лауциенской волости, на хуторе Вегери.
Отец по профессии был агроном-садовод, активный айзсарг, заместитель волостного старосты.
Жили хорошо -хозяйство было среднее.
В семье нас было пятеро -отец, мать и трое детей.
Выслали нас 14 июня 1941 года - за все грехи отца и матери.
В момент высылки мне было 2 года, одной сестре -годик, другой 3 месяца.
В 5 утра пришли люди со сверкающими штыками, дом окружили, нас разбудили,
приказали собираться и увезли на станцию Седе.
страница 1058
Я родился в Лауциенской волости, на хуторе «Вегери». Отец по профессии был агроном-садовод, активный айзсарг, заместитель волостного старосты. Жили хорошо - хозяйство было среднее. В семье нас было пятеро - отец, мать и трое детей.
Выслали нас 14 июня 1941 года - «за все грехи отца и матери». В момент высылки мне было два года, одной сестре - годик, второй сестре три месяца.
В пять утра пришли люди со сверкающими штыками, дом окружили, разбудили всех, приказали собираться и увезли на станцию Стенде. Мужчин сразу же увели, и мама осталась одна с тремя детьми. Обещали, что когда приедем на конечную станцию, снова будем все вместе, поэтому папа взял с собой тяжелые узлы, у мамы остались только детские вещи и немного еды.
Через неделю, когда мы были уже за Уралом, умерла младшая сестренка. Ее похоронили на берегу какой-то неизвестной мне реки.
Как приехали в Красноярск, не помню. Потом нас привезли в какой-то колхоз Казачинского района. Еды там не было. Несколько семей через коменданта добились, что всех перевезли в совхоз «Кемский». Высланным отвели большой старый бревенчатый дом, в котором было две или три комнаты. Поселили в нем восемь семей из Курземского края - из Талей, Кандавы, Стенде, Пуре.
Мама работала в совхозе, ей выдали талоны на хлеб, платили какие-то деньги. Знаю, что в 1943 году мы маму не видели, присматривали за нами бабушки, которые по возрасту на работу не ходили. Все мамы работали с раннего утра до позднего вечера. Как только
начинало светать, они должны были уже быть в бригаде, которая была от села в четырех километрах. А когда они возвращались, мы уже спали. Что ели. не помню... А вот что весной 43/44 года ходили вместе со взрослыми на поле собирать картошку, из которой дома пекли лепешки, это помнится. Как и вкус крахмала...
Когда мне исполнилось пять лет, мама доверила мне хлебные карточки, рано утром я занимал очередь, ждал, когда подвезут хлеб.
Латыши очень быстро усвоили местный обычай - красть у государства не грешно. У мамы под пальто были нашиты карманы, она насыпала в них по паре горстей зерна. Но надо было остерегаться, так как НКВД устраивал обыски. Был и управляющий, который приходил проверять, кто что прихватил... Садовник Берзиньш из жести и чурок смастерил ручную мельницу, мололи в ней зерно.
Колхозная мельница находилась в двух километрах от деревни, приходил помогать маме донести домой муку и зерно. Но надо было смотреть, чтобы по дороге не поймали.
В 1946 году поползли слухи, что в Красноярске собирают детей увозить домой и что из Казачинска уже некоторые уехали.
Наступил 1947 год, женщины решили: надо ехать домой, что будет, то будет... Был уже ноябрь, все осенние работы закончились. Все, что было, распродали, собрались и поехали. Одолели 150 километров до большого села - Большой Мурты. Дорога была широкая, разбитая - по ней солдаты везли в Красноярск разные грузы. Шел снег, было холодно. В Красноярске ночевали в какой-то квартире - впервые
страница 1059
увидел электрическую лампочку. Кто-то из ребят все пытался ее задуть... С нами были Ласенбергсы, Смукулисы, еще кто-то, много народу. В Красноярске жили неделю, пока нам помогали доставать билеты на поезд.
В поезде я устроился на багажной полке. Поезд ехал рывками, я даже как-то свалился с полки, но не проснулся...
Приехали в Ригу, оттуда в Тукумс. Проголосовали на дороге, и на почтовой машине доехали до Талей. Были мы, Ласенбергсы и Крауя с Гитой и Гайдой. Вышли из машины и отправились в «Веге-ри». В семь часов было уже темно. Пришли домой. В доме жили бабушка, папина сестра и бабушкина сестра, еще три чужих семьи. Не знаю, как маме удалось, но в волости ее прописали и выдали паспорт. Три года нас не трогали.
В России я учился во 2-м классе, пошел в школу раньше, чем положено, - сам вызвался. А здесь до школы в Лауцени было пять километров. Русский язык преподавал учитель физкультуры, я ему помогал. С латышским языком никаких проблем не было, потому что в 1945 году нам из Латвии присылали газету «Циня». А вот писать пришлось учиться.
В 1949 году узнали, что снова собираются вывозить. Я учился в 3-м классе, Дайна во 2-м. Вечером пришли и сказали, что ночью будут вывозить. Мама уже все приготовила - куда побежишь... Машины рычали всю ночь, но к нам не приехали. Взяли шестерых ближайших соседей. Утром пошли в школу, уверенности, что нас не возьмут, не было никакой. Класс основательно «почистили».
Увезли мамину сестру, других родственников. Мы проскочили. До 1950 года нас никто не искал. И вот в марте маму вызвали в Талсинскую чека, и домой она уже не вернулась. Отвезли ее в Елгавскую тюрьму. Папина сестра пошла оформлять бумаги, чтобы детей ей оставили. Начальник обещал.
Отмечать Янов день поехали к деду в «Плявас». Отпраздновали, и 26 июня дед на лошади вез нас домой. Возле кладбища встретили соседку Розите, она сказала, что к нам в дом приходила чека - за нами... Мы пошли домой через поле, по прямой.
Ехала машина, нам велели сесть и отвезли в Талей. А там уже была Гайда Крауя. Выспались в чека, а утром отвезли нас в Елгаву. Взяли там маму и всех вместе отвезли в Рижскую Центральную тюрьму. Посадили в общую женскую камеру.
В конце июля оказались уже в тюрьме Брасас. Матерей с детьми старше 13 лет отправляли по этапу. Мне было 11 лет.
Полный эшелон - 40 вагонов - набрали в начале августа, и нас снова увезли. Я сидел возле окна и читал названия станций. Остановились в Омске, где всех погнали в баню, одежду отправили на дезинфекцию, почистить от вшей. В бане было холодно. Оттуда снова по вагонам...
Однажды ночью поезд остановился, конвойные бегали вдоль вагонов, всех отгоняли от окон, кричали, что будут стрелять... Простояли четыре или пять часов. Когда доехали, узнали, что в конце эшелона был вагон с арестантами. Среди них был и латыш, бывший чемпион по мотогонкам. Его арестовали в Восточном Берлине. Он задумал бежать, и той ночью взломал в вагоне пол. Убежать удалось двоим или троим. Но побег обнаружили только через 100 километров...
Помнится, что поезд останавливался и где-то в степи между Новосибирском и Омском. За окном был красивый закат, по дороге ехала машина... Внезапно она остановилась, выскочили мужчины, двух застрелили, снова вскочили в машину и поехали дальше...
Привезли нас в Красноярск, привели в тюрьму. На вокзале мама купила абрикосовое варенье. Нас поместили в тюремную больницу, где мы пробыли с неделю. Рижская тюрьма, по сравнению с этой, была курортом. Через неделю снова на вокзал, в столыпинские вагоны... Конвоировали нас монголы, увидели, что мы едим вилкой и ножом, посчитали это нарушением и столовые принадлежности отобрали. С огромным трудом объяснили им, что это разрешено.
Привезли в Ачинскую тюрьму, снова на неделю поместили в больницу. Потом запихали в баржу и привезли в Бирилюссы. Там уже были представители колхозов, понаехавшие за рабочей силой. Мы попали в село Полевое, где до нас жили эстонцы, их отправили на угольные шахты. В поселке жили люди 19 национальностей. Встретили мы и латышей из Цесиса. Это было 22 августа, через неделю пора было в школу. Со мной вместе были Бирута Пенку-ле, У\дис Бароне, Салдениексы, Валтерсы.
Сразу же пошел в 4-й класс. Первый диктант написал с 22 ошибками, а у местных ребят было и по 40.
Мама работала в колхозе, ей пришлось подписать бумагу, что выслана она навечно.
страница 1060
Комендантом был Плаксин, горластый мужик. Сын его был суворовец, и на его фоне мы выглядели сущими голодранцами. Около года жили в одной комнате с семьей Пенкуле. Потом нам выделили полдома, вторую половину занимали высланные в 1932 году с Кубани Романенко.
В 1953 году, когда умер Сталин, многие высланные плакали, а мы радовались... В 1954 году мама серьезно заболела, что-то с легкими. Местная больница была довольно большая, работал там и бывший кремлевский хирург - из легких у мамы выкачали жидкость. Пролежала мама в больнице где-то около полугода и еще два года не могла работать. По счастью, у нас была своя корова и огород -выжить можно было.
Окончил 7-й класс, в колхозе требовался радист для трансляции. Директор школы порекомендовал
меня, два месяца учился в Канске на курсах радистов. В августе вернулся, стал работать, зарплата — 50 рублей в месяц.
В 1956 году пришла бумага о нашем освобождении, но, прежде чем уезжать, надо было получить паспорт. «Никуда не поедешь!» - сказал председатель.
Я продолжал работать, учился в средней школе. Пошел к директору, сказал, что сельсовет не дает справку для получения паспорта. Он меня понял и написал справку из школы. Пошел с этой справкой в сельсовет, тогда и там выдали. С «важными» бумагами в кармане отправился в Бирилюссы - якобы за деталями. Через два дня паспорт был готов! Вернулся, сказал начальнику, чтобы искал мне заместителя - я уезжаю домой, у меня есть паспорт!
Eglājs Indulis Emīla d.,
dz. 1939,
lieta Nr. 13325,
izs. adr. Talsu apr., Laucienas pag., Veģeri ,
nometin. vieta Krasnojarskas nov., Kazačinskas raj.,
atbrīvoš. dat. 1956.07.29
отец Эглайс Эмилс Петрович расстрелян в Вятлаге 27 12 42 стр 598 Aizvestie
Eglājs Emīls Ernests Pētera d., dz. 1907, lieta Nr. 13325, izs. adr. Talsu apr., Laucienas pag., Veģeri
Для поиска дела по дате рождения или букв имени и фамилии используем запрос
на сайте http://www.lvarhivs.gov.lv/dep1941/meklesana41.php
Дети Сибири ( том 2 , страница 1058 ):
мы должны были об этом рассказать... :
воспоминания детей, вывезенных из Латвии в Сибирь в 1941 году :
724 детей Сибири Дзинтра Гека и Айварс Лубаниетис интервьюировали в период с 2000 по 2007 год /
[обобщила Дзинтра Гека ; интервью: Дзинтра Гека, Айварс Лубаниетис ;
интервью расшифровали и правили: Юта Брауна, Леа Лиепиня, Айя Озолиня ... [и др.] ;
перевод на русский язык, редактор Жанна Эзите ;
предисловие дала президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга, Дзинтра Гека ;
художник Индулис Мартинсонс ;
обложка Линда Лусе]. Т. 1. А-Л.
Точный год издания не указан (примерно в 2015 году)
Место издания не известно и тираж не опубликован.
- Oriģ. nos.: Sibīrijas bērni.