14 06 1941

Едейкин Язеп родился в 1927 году

До войны нам принадлежала велосипедная фабрика Latvello.

страница 683

До войны нам принадлежала велосипедная фабрика «Latvello». В 20-30-е годы велосипедная фабрика в Латвии была то же самое, что в нынешние дни, предположим, автомобильный завод. Отец был, как говорится по-русски, «буржуй», но к тому же был и сионист, и выслали его как «буржуя» и сиониста. Отправили его в Соликамск, в Усольлаг, Пермская область, Молотов. Там его приговорили к смертной казни. Расстреляли его 9 апреля 1942 года. У меня имеются все документы. Нам об этом все время не говорили. В 1956 году, после того, как к власти пришел Хрущев, после 20 съезда, были пересмотрены дела всех тех людей, которых они сами же и убили. Отца реабилитировали - 14 февраля 1956 года. Но нам, семье, ничего не сказали. Впервые узнали мы об этом только в 1993 году, когда я приехал в Ригу, когда в Риге, в Министерстве внутренних дел показали все секретные документы. Только тогда мы узнали, что произошло, до этого ничего не знали. Маму с сестрой отправили в Сибирь, было это 14 июня 1941 года. Мы с братом в это время были в Салдусе, у нас там жили родственники. Когда тетя узнала, что арестовали семью, она позвонила в Салдус, и мы на такси приехали в Ригу. К себе на квартиру мы не пошли, пошли к тете. Один человек паковал чемоданы, другой все из них выкладывал. У нас спросили: вы хотите здесь остаться или поедете с родителями? Мы же не знали, что родителей уже разлучили, что отца сразу же забрали. И тогда дядя сказал: «Там, где родители, там же должны быть и дети». Привезли нас на станцию Шкиротава. Везли с разных станций, нас увезли со Шкиротавы.

И начались трудные времена. Можно сказать, что трудные времена начались сразу же, как советская власть пришла в Латвию. Тут же все деньги, что были

в банке, отняли, фабрику отняли. Был у нас и дом, была большая дача в Авоты, все национализировали. Была и автомашина - все национализировали, нам больше ничего не принадлежало. У нас была восьмикомнатная квартира, перебрались в четырехкомнатную, взяли и еще одного человека, чтобы нас было больше, потому что боялись, что придут советские офицеры или советские солдаты. В свою школу мы ходить не могли. Учились мы в еврейской школе, учили иврит. Так продолжалось пять лет. В 1940 году иврит запретили, можно было учиться только на идиш. Или можно было ходить в школу, где обучение велось на русском или на латышском языке. Мы и пошли в общеобразовательную школу, в 18-ю. Когда нас увозили в Сибирь, везли сначала по железной дороге до Новосибирска. Приехали мы 11 июля. Там посадили на пароход и по Оби мы плыли три дня до Каргасока. Поселили в школе, где мы провели целый день. И оттуда на барже повезли нас по Васюгану, до реки, которая называется Нуролька, в колхоз «Боевик». В поселке насчитывалось, может быть, 20 домиков. Возник он только в 30-е годы, сюда свозили кулаков, живших на юге Сибири. Их, как они сами говорили, раскулачили и услали сюда на болото. Васюган - это болото. Их брали вместе с родителями, вместе с детьми. И они тут стали что-то строить. Это не были бараки и это не были дома, это были, как бы это сказать, по-русски говорят - хибары. Хибар 20, вероятно, было. Там ничего не было. Школа была -четыре класса, почты не было, телефона не было, телеграфа не было, электричества не было, ничего не было. Воды не было. За водой ходили на Васюган или на Нурольку. Что я хочу сказать о тех временах? Одно - что я все время хотел есть. Идешь к столу, чтобы есть, а есть

страница 684

нечего, то, что мы съедали, этого было так мало. И второе - было ужасно жарко. Так жарко, что от жары спасения не было. Жара доходила до 30,40 градусов. Позже, когда я находился в заключении в Гулаге, был я в Озерлаге - красиво звучит - Озерлаг, а был это особый закрытый режимный лагерь, там нас не гоняли на работу, когда было минус 55 градусов, и не потому, что мы не могли. Нам-то что! Если с кем-то что-то случалось, его выбрасывали за ненадобностью. На них были шубы. А вот собаки, которые нас сопровождали, 55-градусного мороза не выдерживали. Озерлаг считался спецлагерем. Что это означало? Что работать надо было по 12 часов, в то время как все работали восемь. Работали мы 29 дней, и только последний, ЗО-й день, мы были свободны. Это было ужасно. Письма родным мы могли написать одно в полгода. У нас не было киоска, где можно было что-то купить, как в других местах. Денег не было, денег не давали. Другим засчитывали за год работы полтора года, некоторым и два, у нас такого не было - 10 лет дали, 10 лет работай.

В Васюгане нас посылали на работу. И мы работали, как говорят русские, от зари до зари, до позднего вечера. Работали в колхозе. Интересный был случай. Подошел председатель колхоза и спрашивает: сколько классов окончил? Говорю, шесть. Как, говорит, шесть классов, и не умеешь лошадь запрягать? Отвечаю: не учили меня. Он этого понять не мог, в колхозе все это умели. Там впервые научился материться, потому что пока лошадь не пошлёшь, она с места не сдвинется. Зимой ловили рыбу. Первые два года так вот жили. Через два года мама получила разрешение переехать в районный центр Каргасок, так как она болела, а там был врач. Ну, и у меня появилась возможность. Я поехал с мамой в Каргасок, брат в Чижапку. Это на полпути. Брат окончил 7-й класс в Чижапке, я в Каргасоке. Летом мы все время работали. Но есть все равно было нечего.

В 1943/44 году было нечто... Я остался один. Мама уехала к сестре, брат Леня в Чижапке. Вначале я получал только 400 граммов тяжелого хлеба... Этого было недостаточно. Это было немного. Мы же не получали ни сахара, ни масла, ничего у нас не было. За все надо было платить, но и денег не было. Цены росли с каждым днем, с каждым месяцем, а денег не было. Вначале мы продавали отцовские вещи. Чтобы достать еду. Картошки не было, даже картофельной шелухи не было. Ели лебеду, зеленые такие листья, крапиву. Или жмых, который давали лошадям и другой скотине. Я не знаю, как мы выдержали. Многие

погибли. После 1945 года стало лучше. В 1947 году отменили карточки. В 1947 годуя окончил школу, но разрешение уехать в Томск, где можно было получить высшее образование, нам не дали.

В начале 1949 года меня и еще пятерых арестовали. Сказали, что мы сионистская организация и еше «вы обвиняетесь в участии в антисоветской буржуазно-националистической группе, которая под видом празднования еврейских национальных и религиозных праздников собирается, чтобы, предав свое социалистическое отечество, сбежать в Израиль и там сражаться против национально-освободительного движения арабов ». За что еще меня взяли ? За то, что я сказал, что во времена Улманиса в Латвии свободы было намного больше, чем тут. И это было правильно. Они говорят, что 15 мая 1934 года был фашистский переворот. Но мы-то знаем, как было. Все осталось. Еврейская община осталась, еврейские школы были, все, что нам нужно было, в Латвии, в Риге было. У нас были еврейские газеты, и на идиш, у нас был еврейский клуб и еврейский театр. Все, что вы хотите. Как в демократическом государстве. Только в России этого не было. Но об этом ведь они не знали.

Взяли меня в 1949 году и только после смерти Сталина, 15 ноября 1955 года сказали: вы свободны. Но в Советском Союзе «свободен» - это не то, что в других странах. Меня еще раз арестовали, и еще раз отправили в ссылку, ведь взяли меня в ссылке. Я не мог уехать в Ригу. А в это время моя мама, сестра и брат жили в Томске, они уже получили послабление. И меня отправили не в Каргасок, а в Томск. В Томске мне впервые выдали паспорт. Не такой, как выдают обычно, а волчий паспорт - каждые две недели я должен был отмечаться, что из Томска никуда не уехал. Я был спецпоселенцем. Я должен был подписать бумагу, что в том случае, если уеду, мне грозит 20 лет каторжных работ. Но Озерлаг и был теми каторжными работами. Каждый день в бараке там умирало по три-четыре человека. Ни от кого не секрет - это было то же самое, что у немцев в Кайзервальде - в Межапарке, в 43/44 году там происходило то же самое.

И каждый день все то же самое. Идешь по улице и видишь мертвых людей. Все только и просят есть. А газеты прославляют советских людей за их труд на благо Отчизны. Но мы-то знали, где правда, а где ложь. Как вышел оттуда? Шесть месяцев ходил на бухгалтерские курсы, окончил. А потом было так: Хрущев издал распоряжение, что молодые люди до 35 лет, те, кто учится в институте на дневном отделе-

страница 685

нии, не на вечернем, а только на дневном, те подлежат освобождению. Значит, мне нужно было поступить в университет. Но как поступить, если я вышел из тюрьмы и все забыл? Стал думать, куда поступать. Хотел в медицинский, но там нужна математика, химия, физика. Все это я забыл напрочь. Девять лет провел в тюрьме. В тюрьме требуется совсем другое, надо бороться за жизнь. И представить трудно, что было. Потом подумал: пойду на исторический. Почему на исторический? Историю я немного знал. Экзамены по истории, географии, иностранному языку. Немецкий я знал лучше учителей, еще со школы, с Риги. Это три. А вот русскую литературу надо было учить. Больше всего боялся письменного, потому что писал по-русски с ошибками, ведь учил его с 7-го класса, не с 1-го. И я сидел и по 18 часов в день учился - с шести утра до двенадцати вечера, и так 90 дней подряд. Пошел в университет, подал документы. Мне сказали: получите 25 баллов, примем. Значит, мне по всем предметам надо получить пятерки: русский письменно и устно, немецкий, география, история. Первый экзамен был русский письменный. Пошел, написал. Как, не знаю. На другой день вывесили списки, попросил приятеля пойти посмотреть. Он вернулся и говорит: «Есть!» Как я получил эту пятерку, я понять не мог. Через неделю выдали мне бумагу, что принят, что я студент, пошел в милицию, получил паспорт. Но в паспорте был пункт 38, а это значило, что в Томске я могу учиться, а в крупных городах не могу. Отучился там год, сдал на все пятерки. И на лето меня отправили в Крым, в 1957 году. Мама, сестра с мужем в том же году получили разрешение вернуться в Ригу. Брату разрешили учиться в Ленинграде. И я решил уехать в Ригу. Ну что я буду здесь один оставаться? Приехал в Ригу, пошел к ректору, а он говорит: как тебя принять, если ты не знаешь латышского, 16 лет не разговаривал, с 1941-го по 1957 год, а русской группы у нас нет. Я сказал, что попробую, думаю, что смогу. И показываю ему мою зачетку. Он посмотрел - там одни пятерки. Говорит: «Хорошо. Не возражаю». Я говорю: «Подпишитесь, что не возражаете». И с его подписью я поехал в Томск, пошел в университет, сказал, что хочу перевестись. Забрал документы и приехал в Ригу. Как студента, меня прописали. Только позже, в 60-е годы, я узнал, что у меня были статьи 10 и 11. Последняя означала, что действовал я в группе. Ее сняли. Потом сняли с 10 лет до пяти. Восемь лет я находился в ссылке, семь лет в тюрьме. И вот посчитали, что я советский гражданин. Но только в 1993 году я узнал,

что реабилитирован. Паспорт свободного человека я получил только в Латвии. Университет окончил с отличием, одно время работал в вузе, потом в школе. При советской власти жить я не хотел. Я хотел уехать. Три раза мне отказывали. Сказали - вы не имеете права преподавать в вузе. Ушел в школу, преподавал немецкий. Когда отказали вторично, сказали, что и преподавать историю я не могу. И стал я преподавать немецкий. В 1970 году я подал документы в третий раз, и 31 января 1971 года получил разрешение на отъезд. Со всей семьей, даем вам 28 дней на сборы. Я поехал в Москву, оформил все документы. Зато в школе, где я работал, что было! «Ты против советской власти! Тебя посадить надо! Преступник ты, вот кто!» Но сделать они ничего не могли. Характеристику оттуда надо было получить, получил, а там - ужас! 28 февраля я сказал Риге прощай! Через несколько дней я уже был здесь. В Ригу приезжаю часто, живу подолгу в Юрмале.

Удивительно, когда я приехал в первый раз, в 1997 году, начал разговаривать, и довольно свободно. А ведь 16 лет прожил там, 25 уже здесь.

Бывшая собственность практически утрачена. «latvello» влилась в фабрику «Компресорс». Сертификаты, что за нее получили, продали задешево. Дачу вернули. Но и сестра, и брат хотели получить деньги. Тоже продали. Теперь, конечно, совсем другие цены.

Сибирь помню, но ехать туда не хочу. И в Россию не хочу, совершенно. Они говорят: Россия теперь совсем другая, пусть и другая, она не...

Edeikins Jāzeps Jakoba d.,
dz. 1927,
lieta Nr. 16104,
izs. adr. Rīgas apr., Rīga, Kirova iela 18-4 ,
nometin. vieta Novosibirskas apg., Kargasokas raj.,
atbrīvoš. dat. 1956.10.23

Edeikins Jakobs Josela d., dz. 1890, lieta Nr. 16104, izs. adr. Rīgas apr., Rīga, Kirova iela 18-4

Едейкин Якоб Йоселович расстрелян в Усольлаге 9 4 1942 года страница 481 Aizvestie

Дети Сибири ( том 1 , страница 683  ):

мы должны были об этом рассказать... : 
воспоминания детей, вывезенных из Латвии в Сибирь в 1941 году :
724 детей Сибири Дзинтра Гека и Айварс Лубаниетис интервьюировали в период с 2000 по 2007 год /
[обобщила Дзинтра Гека ; интервью: Дзинтра Гека, Айварс Лубаниетис ; 
интервью расшифровали и правили: Юта Брауна, Леа Лиепиня, Айя Озолиня ... [и др.] ;
перевод на русский язык, редактор Жанна Эзите ;
предисловие дала президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга, Дзинтра Гека ;
художник Индулис Мартинсонс ;
обложка Линда Лусе]. Т. 1. А-Л.
Точный год издания не указан (примерно в 2015 году)
Место издания не известно и тираж не опубликован.
- Oriģ. nos.: Sibīrijas bērni.