14 06 1941

Дексне Айна ( Ужане ) родилась в 1934 году.

Deksne Aina Jāņa m., dz. 1934, lieta Nr. 16010, izs. adr. Rīgas apr., Rīga, Apūzes iela 32-2 , nometin. vieta Novosibirskas apg., Parabeļas raj., atbrīvoš. dat. 1946.09.15

Deksnis Jānis Pētera d., dz. 1903, lieta Nr. 16010, izs. adr. Rīgas apr., Rīga, Apūzes iela 32-2

Декснис Янис Петрович расстрелян в Усольлаге 13 5 1942 года  страница 476 Aizvestie

 страница 620

Звать меня Айна Дексне, сейчас Ужане. Родилась я в 1934 году в Риге. Отец работал в префектуре. Мама была портнихой, занималась художественной вышивкой. До высылки я была единственным ребенком. Брат родился в феврале 1942 года, уже в ссылке. Отец своего сына так и не увидел. Самые лучшие воспоминания о детстве - до шести лет. Солнечное детство, дружная семья.

Та ночь. Услышали громкий стук. В дом ворвались страшные люди. Испугалась я ужасно. Мама ждала братика. Муж папиной сестры предупреждал папу, говорил, чтобы он спрятался, везде вывозят, аресты. Он вернулся из леса, потому что мама была беременная. Мои родственники уехали в Австралию, в Канаду. Он единственный, кого увели. Станцию не помню, сильно волновалась. Ярко запомнилось, как увозили в машине.

Условия поездки были чудовищные. Приехали в Томск, дальше пароходом по Парабели, до села Сас-паево. Мы сидели на набережной. Многие местные подходили на нас смотреть. Симпатичная женщина с улыбкой взяла маму за руку и повела по набережной к себе домой, покормила. Потом нам выделили маленький домик, там мы жили отдельно. Бревенчатая изба, одна комната и кухня. Там я прожила до 1946 года.

В феврале 1942 года родился брат, сейчас он живет в Риге. Только в прошлом году реабилитировали его как репрессированного, так как все это время он не мог доказать, что мама находилась в ссылке до 1956 года. В том селе была больница, брат родился в человеческих условиях. Есть было нечего, мама заворачивала с марлю хлеб и давала ему как соску. Молоко достать можно было. У мамы молоко попало от волнения.

Мама отдала обручальное кольцо за продукты, чтобы нас было чем кормить. Местные приносили картофельные очистки. Жили они там еще с Первой мировой войны, сами были бедняки.

Начали понимать русский язык. В школу надо было ходить на другой берег Парабели и еще двенадцать километров пешком. Проучилась три года с 1943-го по 1946-й.

Я не хотела с мамой расставаться, но она сказала: надо. В Риге на улице Апузес жила бабушка, она была еще жива. Оттуда нас и вывезли. Я вынуждена была маму послушаться. Приехала, пошла во 2-й класс. В 1952 году окончила семь классов.

В 1946 году в Латвии организовалась группа людей, которые поехали в Сибирь за детьми, за несовершеннолетними... Многих, очень многих собрали в этом районе. Не помню, как ехали обратно. Отсюда плыли на пароходе. В Риге привезли в детский дом, родственники приехали за нами.

Братик приехал в 1956 году.

В Сибири трудно было с продуктами. В первую зиму мама со слезами на глазах посылала меня в чужие дома просить что-нибудь. Потом нам дали землю, кое-что посадили. Местные были отзывчивые: давали семена. Во всяком случае, попрошайничать не пришлось.

Мама работала в колхозе, ходила и в лес пилить дрова. В первую зиму было труднее, пока не появилась работа. Родился братик. Мама сменяла свою рубашку, дама пошла в ней на бал. Хозяйка, у которой мы жили, сколько могла, помогала. Местные помогали, вещи меняли, так зиму и протянули.

Сначала она недолго проработала в больнице санитаркой... Потом в колхозном лесу.

страница 621

Кто за вами присматривал? Я. Мне уже исполнилось семь лет, за мной уже не надо было присматривать. Жизнь заставит, в таком возрасте начинаешь думать, как взрослый человек. Я в семь лет должна была присматривать за братом. Он мне нравился. Было всякое. Летом ребята все больше стайками собираются. Вот и я, посажу брата на берегу, а сама убегу, играть-то хочется. Ему годик был. Слава Богу, все кончилось благополучно. Во сне вижу все время одно и то же место, куда ходили собирать шишки, когда орехи еще не были готовы. Бурундуки прятали орехи на зиму в травяных кочках, и мы ходили искать. Было интересно. Первую зиму, это я помню, действительно жили впроголодь.

В школе? Школа там не все время работала -не было учителей, не было учебников, тетрадей. Писала на белых полях газет. На улице мороз был 50 градусов. Боялись, как бы по дороге не замерзли. Достали нам валенки. Какую-то подстежку пристроили к одежде. Я плакала - некрасиво выгляжу.

В школе все было хорошо. К 1943 году язык я уже выучила. А когда приехала домой, надо было учить латышский. Латышский язык труднее, чем русский.

Брат? Мама носила его к какой-то бабуле.

Когда я вернулась в Латвию, ходила в чека, два раза была на улице Валдемара, просила, чтобы маму отпустили. Маму же не высылали, отец был грешником. В 1956 году отпустили, смогла приехать.

Об отце узнала в 1993 году. Его расстреляли. Когда мама вернулась, она не хотела идти узнавать, просто боялась.

Я окончила школу в 1954 году. В школе давили, заставляли вступать в комсомол. Директор вызвал -пиши заявление. Я не могла, просто не могла простить. За что это все? Ни в комсомоле я не была, ни в партии. Они наверняка все знали. Мама писала, что там организовали детский сад. Брали детей из семей, где некому было за ними присматривать. Брат там пошел в школу. Мама писала, что школа нормальная, книги есть.

Когда в 1952 году умерла бабушка, я осталась совсем одна. У мамы была подруга, она мне много помогала, и хозяин дома, откуда мы были высланы, тоже помогал.

В 1953 году я стала работать и училась в вечерней школе. Мама вернулась в 1956 году, я уже вышла замуж. Все жили у меня в комнате на улице Апузес.

Потом переехали в Дзербене и Салацгриву. Так все эти годы в школе и проработала. В Дзербене работала в школе лаборанткой. Поступила в 1965-м, окончила в 1970 году Лиепайский педагогический институт. Произношение русское у меня было отличное, русскому языку в школе учить было некому, и я стала преподавать русский латышским детям и латышский - русским.

Когда вернулась, долго снились мне те места, долго. Что вот выхожу я на берег, иду по тропке в лес, мимо нашей избушки, иду искать кедровые орешки. Все изменилось, я ничего не узнаю.

Если задуматься, никого в живых уже не осталось, кто все это творил, но внутри что-то гложет. Я простить этого не могу. Этого забыть нельзя. Уже не так было больно, когда я узнала о судьбе отца. О нем у меня остались самые светлые воспоминания.

Ну, что поделаешь. Приказы приходили из Москвы, а исполнители были из Латвии. Эти переживания... но все это уже утихло. Ничего уже не вернешь. Жизнь испоганена, исковеркана. Многое было бы иначе.

Но остается вопрос: за что? Мой отец, ни людей он не убивал, ничего. Все подряд враги народа по статье 58. Страшная несправедливость.

Я скорее не могу простить то, что творится сейчас. Может быть, я чего-то не понимаю? Неверно думаю? Воспоминания не стираются, простить я не могу. Но больше всего раздражает лицемерие...

Иногда есть информация на некрополе

https://nekropole.info/ru

 Для поиска дела по дате рождения или букв имени и фамилии используем запрос

на сайте http://www.lvarhivs.gov.lv/dep1941/meklesana41.php

Дети Сибири ( том 1 , страница 620  ):

мы должны были об этом рассказать... : 
воспоминания детей, вывезенных из Латвии в Сибирь в 1941 году :
724 детей Сибири Дзинтра Гека и Айварс Лубаниетис интервьюировали в период с 2000 по 2007 год /
[обобщила Дзинтра Гека ; интервью: Дзинтра Гека, Айварс Лубаниетис ; 
интервью расшифровали и правили: Юта Брауна, Леа Лиепиня, Айя Озолиня ... [и др.] ;
перевод на русский язык, редактор Жанна Эзите ;
предисловие дала президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга, Дзинтра Гека ;
художник Индулис Мартинсонс ;
обложка Линда Лусе]. Т. 1. А-Л.
Точный год издания не указан (примерно в 2015 году)
Место издания не известно и тираж не опубликован.
- Oriģ. nos.: Sibīrijas bērni.