14 06 1941

Дарзиня Айна ( Франце ) родилась 17 мая  в 1928 году в Судрабкалны , раньше это был Екабпилсский район ( Латвия ).

В семье я была младшая.

( страница 598 )

Русский язык чуточку знала, но в школу не ходила - нечего было надеть.

( страница 599 )

В 1942 году пришла весточка из какого-то леса, кажется из Свердловского леса,

что отец умер в 42-ом году, от инфаркта.

Они же там все голые были и голодные, все они там от голода поумирали.

Это мы знали.

( страница 600 )

Вернулись мы нищими.

( страница 601 )

страница 598

Я родилась 17 мая 1928 года в Судрабкалны, раньше это был Екабпилсский район. В семье я была младшая, сестра Мирдза родилась в 1924 году, брат Арнолде - в 1922 году (он работал на ВЭФе, в списках на высылку его не было), брат Волдемарс -1920 года рождения (его посадили к нам в вагон в Крустпилсе).

Началось со стука в дверь в четыре часа утра. Все проснулись, никто не сообразил, что происходит. Мама владела и русским языком, и немецким, она поняла, что происходит. Отца посадили в столовой

в угол, двое охраняли - я и сейчас еще вижу его в белой рубашке и кальсонах в этом углу. Отцу велели одеться и поехать с ними. Маме разрешили собрать кое-что. Один из пришедших сказал, что надо взять зимнюю одежду и продукты. Мама взяла с собой копченое мясо. Сели мы в машину и поехали до Да-удзавы. По дороге посадили семью полицейского. Сам, похоже, скрылся, была только жена с ребенком. В Даудзаве ждали эшелоны. Загрузили и повезли дальше. Когда эшелон с мужчинами проходил мимо, женщины стали кричать, плакать. Одна все говорила: «Вот мой муж, вот мой муж, в окошко смотрит!» Отца я больше не видела.

В Екабпилсе стояли. В Крустпилсе стояли. В наш вагон завели брата, лошадь и все прочее он оставил прямо на станции. В Даугавпилсе снова привели людей. И мы поехали дальше. Это было 14 июня. Кажется, мы уже Москву проехали, когда услышали, как по крыше вагона кто-то бежит. И тогда мы узнали, что началась война. Это было уже за Москвой.

На некоторых станциях подолгу стояли - день, два. Везли нас через Новосибирск. Брали из вагона двух человек, они ходили за пшенной кашей.

Хлеб - кирпичик - делили на всех. К вагону подходили русские женщины - кто с яичками, кто с молоком, картошкой, - все отдавали даром. Так ехали мы две недели. Приехали в Ачинск, был там пункт по приему зерна, сараи пустые. В одном сарае уже были поляки, литовцы, для нас места не нашлось, поселили нас под какими-то навесами. Вокруг был деревянный забор. Приходили русские женщины с продуктами - можно было купить. Они просили дать им кое-что из одежды.

Пробыли мы там дня два или три, потом налошадях стали нас развозить по колхозам. Мы попали, кажется, в колхоз «Берёзовка». Что в 150 километрах. Был там небольшой дом, поселили вместе три семьи - учительницу из Даугавпилса с мальчиком, жену полицейского с мальчиком, брат, сестра, мама и я, так мы вместе и жили, три семьи. Сразу же пошли работать в колхоз. Я с граблями, сгребать сено. Как-то жили - меняли одежду на продукты. Мама взяла сестре какие-то платья, туфли положила. Молоко и пахту брали на молокозаводе. Но за это все надо было платить. Такая была первая осень. Зимой было труднее, так как картошки своей у нас не было. Но мама тогда уже где-то работала. Люди, можно сказать, были очень хорошие. Были, конечно, и такие, которые обзывали нас фашистами, но не все.

Зимой брат ухаживал за лошадьми, где-то за 10 километров были конюшни, там и жил. Спать было не на чем, сбили нары, одеяла из дома захватили. Весной хотели отвезти на Север все семьи, где не было маленьких детей. И нашу семью в том числе. А получилось так - один раз у сестры была малярия. И нас не взяли, второй раз пришли и сказали: через три дня за вами приедем, а я тогда была дома одна. И я пошла эти

страница 599

30 километров по лесной дороге в татарское село, я примерно знала, где оно. Встретила латыша Яниса, он на тракторе работал, он довел меня до села, и все мы - мама, сестра, брат и я - вернулись. Пешком шли. Пришли, а за нами машину не прислали, так мы на Север и не уехали. Остались жить и посадили картошку. Мама и русские времена знала, и немецкие, так что умела обходиться. Брат и Янис работали трактористами, и их направили в районный центр. И мы с мамой туда приехали - от Берёзовки это 20 километров. Там прожила я до 1974 года. Мама приехала в 1956 году, а брата и сестру забрали в Кемерово на шахты.

В Судрабкалны я окончила четыре класса, а там меня посадили в 1-й класс. Русский язык чуточку знала, но в школу не ходила - нечего было надеть. На ноги обуть нечего было. Вязали какие-то тапки, сестра тоже вязала. Я сидела дома, а мама и сестра в первый год в колхозе работали. Платили очень мало. В мешочке можно было принести зерна. Мама познакомилась с заведующим складом, так он кое-чего давал. Брат ведь работал. Как-то выкручивались. Пекли лепешки, картошку выменивали на одежду, и это уже

была радость в первую зиму. Однажды кто-то дал нам печень - до сих пор помню! Сестра поджарила картошку с печенкой. Вот это была еда!

Весной ходили собирать колосья - это я хорошо помню. В вязаных тапках утром шли по снегу. Собирали колосья, и друг перед другом хвастались, у кого больше. Возвращаясь, брели уже по воде и рыхлому снегу по колено, возвращались насквозь мокрые. Колосья мама сушила, у соседей брала мельничку, из крупы варили кашу. Это я прекрасно помню! В ту зиму на санках ездили в лес за дровами - вокруг был сплошной лес. Так зима и миновала, а весной перебрались в районный центр. Мама работала поваром в общежитии трактористов. Брат в мастерской, а мне тогда уже было лет 15. А однажды, когда я полола, было мне уже тогда 16 лет, шел мимо главный механик и говорит: « Что ты здесь делаешь, шла бы лучше в мастерские!». И я в 16 лет, русский язык уже немного знала, ушла в мастерские на склад тракторных запчастей. Он знал и маму, и брата, и я пошла работать на склад. Представьте на минуточку - трактор я не знала, но работать пошла! Лет пять или шесть проработала. И когда замуж

страница 600

вышла, работала там же. Уходила в декрет в 1956 году, тогда только склад сдала. Работала нормировщицей. Когда родилась вторая дочка, работала кассиром три года. А потом снова в торговле работала.

От брата, который остался в Латвии, получили одно письмо, и это было все. Кончилась война, он на велосипеде поехал к бабушке и дяде - они жили где-то возле Тукумса. Во время войны он оставался в нашем доме, в Судрабкалны, вся скотина там оставалась. И надо же случиться такому, роковая поездка, - он прислонил велосипед к забору, хотел вырвать проволоку из земли, что-то привязать к велосипеду, как рванул -так мина взорвалась, и он погиб на месте. Где-то под Тукумсом похоронили. Когда сестра вернулась из России, она туда ездила. Люди там знали, где похоронены бабушка, дядя, брат.

После 46-го года крестная переписывалась с мамой. Во время войны узнавали, где мужчины. В 1942 году пришла весточка из какого-то леса, кажется, из Свердловского леса, что отец умер в 42-м году от инфаркта. Они же там все голые и голодные были, все они там от голода поумирали - это мы знали.

Позже мама даже поросенка держала, питались нормально. Зато помню время, когда брат работал в МТС слесарем, и хлеба давали по 150-200 граммов в день. Мама утром даст нам по кусочку, остальное оставляла на обед. И как сейчас вижу, как брат подошел к шкафу, смотрит на маму и хочет взять и остальной хлеб, и мама кивает - бери. Когда брат был на Кемеровских шахтах, они там ели мерзлую свеклу, страшно у них там было. Но все же выдержали!

Когда Сталин умер, нас освободили. Соседи приехали в 56-м, и моя сестра приехала. У сестры был паспорт, ее отпустили, и она приехала в Латвию, было это в 40-х годах. Приехала в Латвию, даже замуж вышла за Яниса Лапиньша, год прожила, кто-то позавидовал, донес, такая-то, мол, из Сибири вернулась. Сестру в тюрьму. В лагере была и в тюрьме. После тюрьмы ее снова к нам прислали. В 1956 году. Когда она освободилась, приехала в Латвию. Мама с братом приехали в 1959 году.

До освобождения два раза в месяц все ходили отмечаться в НКВД в районный центр. Человек, к которому мы приходили, был просто отвратительный. Как

страница 601

это происходило? Приходили, расписывались, и все. Мне кажется, отмечаться надо было все время, пока не освободили. Когда мы жили в Берёзовке, в одном конце, в самом крайнем доме, на другом конце жили, вероятно, семей десять латышских. Они пели на берегу Чулыма, и до нас по реке долетали их песни. Мы с сестрой плакали. Там были хорошие люди - и семейные, и молодежь. Они пели - мы плакали. В субботу, в воскресенье встречались - они к нам приходили в гости, мы к ним. Многие семьи отправили на Север, а Куликовских не отправили. Они работали в районном центре с братом. Что я могу сказать - Куликовские работал на комбайне, и Золотую Звезду дали ему за хорошую работу. Он вернулся в 56-м году, и все же ему прислали награду из Красноярска в Елгаву.

Вернулись мы нищими, а некоторые вообще приехали голышом. В вагоне, когда давали кашу и одежду, те, у кого было больше, делились. Ехали в вагоне мужчины, женщины, девушки и парни. Простыней прикрыли туалет. Мешки засунули под лавки, спали на голых досках. Я из вагона не выходила ни разу, брат ходил за кашей и за водой.

В вагоне узнали, что началась война, обрадовались. Мама еще сказала: «Зачем тебе в школу, война уже под Москвой, скоро вернемся домой, пойдешь в латышскую школу». Так и осталась я с четырьмя классами - пока нас освободили, пока уехали. Но с четырьмя классами в бухгалтерии работала.

Кажется, в 1946 году детей отвозили домой, но к нам никто не приезжал, да и детей среди нас не было, там мало латышей было. В 1974 году вернулась я в Латвию и поступила в «Сельхозтехнику», все думала - а как с латышским будет. Десять лет ни с кем не разговаривала, ни одного латыша вокруг не было. Все уехали. Когда в семье мужа жила, по-немецки говорили. Когда семья еще в России была, мы по-латышски разговаривали, а когда с мужем вдвоем остались -по-русски. Свекровь, как уж могла, по-русски говорила, она была уже очень старая. Приехала, стыдно мне было! Пришла в «Сельхозтехнику», зашла к управ-\ляющему. Да где же работу достанешь? В то время мы с мужем в Яунелгаве жили, детям в русскую школу надо было ходить. Получили квартиру, а когда пришла к управляющему, он сердито так спрашивает: «И чего вы из России сюда едете?» Говорю: «Здесь моя родина, моя мать, брат Дарзиньш!» Он переспросил еще: «Дарзиньш?» Ничего больше не сказал, принял на работу, брата он знал. Десять лет проработала в Айзкраукле, в «Сельхозтехнике», в картотеке. Ушла на пенсию сразу же, как только годы вышли.

Очень хорошо помню выборы. Мы знали, что на выборы идти надо обязательно, зашли в НКВД, что около автовокзала. Спрашиваем, надо выбирать или как? Отвечают: «Езжайте туда, откуда приехали! Ни выбирать вам не надо, ничего!» А муж еще сказал, что он немец, тут уж вовсе плохо было.

Дочке было четыре года, второй два, поехала я в Латвию в гости. До 74-го года раза три или четыре в Латвии была. Дети ездили, открытки нам присылали, сестра шила и присылала нам одежду - девочкам платья, она понимала, как лучше. Старшая дочка еще бабушку помнила - она нам писала, посылочки присылала, яблоки в посылках из Латвии.

Сейчас нам землю в Судрабкалны вернули, но там ничего нет. Зять привез вагончик, установил его во дворе отцовского дома. Во дворе остался в целости только погреб и колодец. Все остальное пропало.

Десять лет они уже там живут. Сажали, дочка там жила, когда у нее работы не было.

Часто ли вы думаете о Сибири? Я переписываюсь с соседями и родственниками, которые там остались, перезваниваемся. Часто вспоминаю. Особенно, когда собираемся все вместе, дети хорошо помнят. Там как-то веселее жилось. Приехали сюда, наступило 1 Мая, все работают, здесь 1 мая не знают, а там мы отмечали. Пасху, 1 Мая, 8 марта отмечали! Но так не пили, как люди сейчас пьют.

Мне уже 76 лет, там прошло все мое детство и юность. Приехали, мне было 56 лет. Раньше не уехали, потому что мать мужа старая была, ей было за 80, муж сказал, что не повезет ее сюда, в Латвию. В России жили в 40 километрах от Ачинска. В Ачинск ездили к родне по праздникам. Там вообще праздники весело отмечают. Мы тогда уже нормально жили, одеты были, но дочки в школу в сапогах ходили, другого ничего не было. Даже резиновых сапог было не достать. Сейчас-то кажется, что все было гладко, а тогда одни слезы... Крапиву варили, щавель весной собирали, дикий чеснок ели, такую высокую сладкую траву рвали, ели. Да...

Те, кто здесь жил, не понимают жизни в Сибири... Живет у нас напротив такая Велга, говорит мне: «О, у тебя пенсия больше, чем у меня...». На что я ей: «Тебе бы следовало туда поехать, пожить, тоже была бы побольше пенсия!» Так вот жизнь и прошла...

А когда я осталась с детьми одна, отсюда нам посылки посылали - одежду для детей, все, что надо... Из Латвии мама посылала, брат присылал. Когда в гости приезжала, брат деньги давал. Брат потом уж богато жил. Ему колхоз «Москвича» дал... В колхозе его высоко ценили, жена в колхозе агрономом была.

Dārziņa Aina Alfrēda m.,
dz. 1928,
lieta Nr. 19318,
izs. adr. Jēkabpils apr., Mazzalves pag., Vārtuni ,
nometin. vieta Krasnojarskas nov., Boļšojulujas raj. ,
atbrīvoš. dat. 1956.07.10

Dārziņš Alfrēds Ernesta d., dz. 1885, lieta Nr. 19318, izs. adr. Jēkabpils apr., Mazzalves pag., Vārtuni

Дарзиньш Альфред Эрнестович умер в Вятлаге 15 2 42 страница 284 Aizvestie

Для поиска дела по дате рождения или букв имени и фамилии используем запрос

на сайте http://www.lvarhivs.gov.lv/dep1941/meklesana41.php

https://nekropole.info/ Человек умирает не тогда, когда перестает биться его сердце, а тогда, когда о нем забывают те, кто его любили

Дети Сибири ( том 1 , страница 598  ):

мы должны были об этом рассказать... : 
воспоминания детей, вывезенных из Латвии в Сибирь в 1941 году :
724 детей Сибири Дзинтра Гека и Айварс Лубаниетис интервьюировали в период с 2000 по 2007 год /
[обобщила Дзинтра Гека ; интервью: Дзинтра Гека, Айварс Лубаниетис ; 
интервью расшифровали и правили: Юта Брауна, Леа Лиепиня, Айя Озолиня ... [и др.] ;
перевод на русский язык, редактор Жанна Эзите ;
предисловие дала президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга, Дзинтра Гека ;
художник Индулис Мартинсонс ;
обложка Линда Лусе]. Т. 1. А-Л.
Точный год издания не указан (примерно в 2015 году)
Место издания не известно и тираж не опубликован.
- Oriģ. nos.: Sibīrijas bērni.