14 06 1941

Бирзниекс Даумантс родился в 1925 году.

Отец был начальником станции Валгале в Талсинском уезде, мама вела домашнее хозяйство.

Birznieks Daumants Jāņa d.,
dz. 1925,
lieta Nr. 600 R,
izs. adr. Talsu apr., Valgales pag., Stacijas māja ,
nometin. vieta Krasnojarskas nov., Kazačinskas raj.,
atbrīvoš. dat. 1956.09.15

 Для поиска дела по дате рождения или букв имени и фамилии используем запрос

на сайте http://www.lvarhivs.gov.lv/dep1941/meklesana41.php

Дети Сибири ( том 1 , страница 212  ):

мы должны были об этом рассказать... : 
воспоминания детей, вывезенных из Латвии в Сибирь в 1941 году :
724 детей Сибири Дзинтра Гека и Айварс Лубаниетис интервьюировали в период с 2000 по 2007 год /
[обобщила Дзинтра Гека ; интервью: Дзинтра Гека, Айварс Лубаниетис ; 
интервью расшифровали и правили: Юта Брауна, Леа Лиепиня, Айя Озолиня ... [и др.] ;
перевод на русский язык, редактор Жанна Эзите ;
предисловие дала президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга, Дзинтра Гека ;
художник Индулис Мартинсонс ;
обложка Линда Лусе]. Т. 1. А-Л.
Точный год издания не указан (примерно в 2014 году)
Место издания не известно и тираж не опубликован.
- Oriģ. nos.: Sibīrijas bērni.

ISBN	9789934821929 (1)
	9789934821936 (2)
Oriģinālnosaukums	Sibīrijas bērni. Krievu val.
Nosaukums	Дети Сибири : мы должны были об этом рассказать-- / воспоминания детей, вывезенных из Латвии в Сибирь в 1941 году обобщила Дзинтра Гека ; интервьюировали Дзинтра Гека и Айварс Лубаниетис ; [перевод на русский язык, редактирование: Жанна Эзите].
Izdošanas ziņas	[Rīga] : Fonds "Sibīrijas bērni", [2014].
Apjoms	2 sēj. : il., portr. ; 30 cm.
Saturs	Saturs: т. 1. А-Л -- т. 2. М-Я.

9789934821912 (2)
Oriģinālnosaukums	Sibīrijas bērni. Angļu val.
Nosaukums	The children of Siberia : we had to tell this-- / memories of the children deported from Latvia to Siberia in 1941, compiled by Dzintra Geka ; [translators, Kārlis Streips ... [et al.]].
Izdošanas ziņas	Riga : "Fonds Sibīrijas bērni", 2011-c2012.
Apjoms	2 sēj. : il., portr., kartes ; 31 cm.
Piezīme	Kartes vāka 2. un 3. lpp.
	"L-Ž"--Uz grām. muguriņas (2. sēj.).
Saturs	Saturs: pt. 1. A-K : [718 children of Siberia were interviewed by Dzintra Geka and Aivars Lubanietis in 2000-2007] -- pt. 2. L-Z : [724 children of Siberia were interviewed by Dzintra Geka and Aivars Lubanietis in 2000-2012].

 страница 212 

Отец был начальником станции Валгале в Талсинском уезде, мама вела домашнее хозяйство. Мы с братом учились - брат в средней школе, я в Талсинской гимназии. У нас было все свое - молоко, мясо, яйца, мед.

Наступил 1940 год, который внес огромные перемены в жизнь нашей семьи и в жизнь вообще. Отец остался работать начальником станции. В Талсинскую гимназию после 1939 года пришло много студентов из офицерских семей, так как Латвийская армия была расформирована. Помню такой эпизод: 18 ноября 1940 года рано утром еду поездом в гимназию, в парке из кустов выскакивают люди, хватают меня: - Откуда едешь? Ты кто? Показал им удостоверение, отпустили. Зашел в гимназию, в актовом зале трехметровый портрет Сталина. Ночью у портрета отрезали голову, а на стадионе подняли Латвийский флаг. В школе полно чекистов. 12 июня получили документы об окончании 3-го курса, а 14 июня начали вывозить.

В два часа ночи мы все спали, отец дежурил на станции. Как сейчас помню тех, кто пришел нас арестовывать: политрук, майор госбезопасности Смирнов и двое понятых. Устроили основательный обыск - искали оружие и другие доказательства антигосударственной деятельности. Закончили обыск, велели в течение часа собраться - повезут нас в отдаленные места России. Ситуация трагическая - скотина остается в хлеву. Мы с братом не осознали всей серьезности положения, не знали, что надо брать с собой. Я, как-никак студент, взял карандаши, атлас 1939 года. Посадили нас в машину, и поехали мы дальше по хуторам. Видели, как красноармейцы окружают дом, идут арестовывать людей. Набрали они полную машину и где-то около двенадцати отвезли нас в Стенде. Поставили всех на колени в грязь, пересчитали, посадили в вагоны. Отца вместе с другими мужчинами посадили в отдельный вагон. Отвезли в Тукумс, там мы простояли три дня, и 17 июня повезли нас дальше через Елгаву, Крустпилс. Дорога повернула на север, на Рыбинск, а 24 или 25 июня немцы совершили налет на Рыбинск. Мы все запечатаны в вагонах - страшная это была ночь. В начале июля добрались до Красноярска, неделю продержали, потом на баржах повезли дальше на север. В Казачинском районе поделили нас по деревням. Психологическое состояние ужасное, с едой плохо. Жили в бараке длиной 30 метров без крыши. Нас было семеро мужчин - подростки и совсем старики. Сами рубили березы, ставили крышу. Работали в колхозе, я работал на тракторе, на комбайне. Зимой работы никакой не было, меняли вещи на хлеб, на крупу. Посреди барака стояла железная бочка, день и ночь топили. На улице снег толщиной метра в полтора - попробуй срубить дерево. Потом уже, когда снег стаял, самим смешно стало - вокруг полутораметровые пни.

Весной мы собрались с духом, пошли в Казачинск жаловаться начальнику НКВД. Он обещал помочь, сказал, что предстоит ехать на север. Действительно, в июне собрали нас в Галанино, в том же месте, через которое мы въезжали в Казачинский район. Дождались парохода «Маяковский», который довез нас до Туруханска, потом повернули на запад и плыли до фактории «Фар-ково». Здесь жили только аборигены, продукты привозили на весь год. Там пробыли день. Маленький катерок тащил нашу баржу еще 300 км до фактории «Яровстан». Там стояли

страница 213

большие лодки, человек на 15. Поплыли через пороги и болота километров 300 на другую реку - Таз. Плыли, тащили лодки волоком 16 дней. Для нас, молодых, это было приключение. Мы относились к происходящему не так, как люди постарше. Добрались до Красноселькупска. В комендатуре послали нас еще за 40 км против течения в Церковенск. Здесь надо было рыбачить, ловить петлями птицу, сдавать все, чтобы поучить хлеб. За 100 кг рыбы давали талончик на 10 кг хлеба. Ловили полутораметровых щук. В Церковенске жили священники. В советские времена их всех перестреляли, утопили. Жили в брошенных домах. Начальство оставило нам мешок муки, топоры и пилы и бросило - выживайте, как можете. Местный инструктор - хороший мужик - научил нас ловить рыбу. Плавали на лодках, напоминающих двухместные каноэ, -выдолбленные из ствола кедра очень легкие лодки. Я проплывал на ней и 700 км. Случалось всякое, но молодые переносили все легче, хоть и голодали. Вначале улова хватало. А потом зима с ее 40,50, 60-градусными морозами. Голодные, полураздетые, но ловить надо было. Выполняли и другие работы; пилили и кололи метровые чурбаки для пароходных

котлов. Бегали на лыжах в тайгу, ловили оленей, не диких, а тех, что привыкли к человеку, запрягали в сани, возили дрова.

В ноябре приехал начальник и говорит: вы неорганизованная община, надо создавать колхоз или артель, назвать - «Сталинский путь», «Ленинский путь» и т.п. Созвал собрание, а женщины молодцы - назвали артель «Рыбаки Латвии». Это была единственная такая артель на всю Сибирь. Продержалась артель до 1949 года. В основном в ней были латыши, одна русская и три украинских семьи, одна еврейка. Было нас 41 человек, в живых сейчас осталось семеро.

Жить было трудно. Из двух ложечек муки и воды мама варила болтушку. Мы были за 40 км ото всех - отрезаны бездорожьем. Сезон лова - с мая по октябрь. Подо льдом кислорода нет, рыба уходит в дельту Оби. В сезон брать рыбу для еды не разрешалось, делали это тайком.

В 1943 году один парень утонул - Эрнесте. Пошел ловить рыбу один при сильном ветре. Нашли его через месяц на берегу, километров за 25.

Зимой вязали сети, заготавливали дрова, петлей ловили куропаток. В первую и в следующую зиму

страница 214

было очень трудно. Потом стало легче. Люди приспособились, появились запасы.

Трудно было и весной, люди болели цингой. Финн, я и молодая женщина Вилма - втроем на лыжах мы пошли по берегу на засолочный пункт за 25 км. Взяли мешки, кто сколько мог нести, и пошли обратно 25 километров. Поделили рыбу на всех. Ходили дважды. В марте заметили, что кто-то побывал на засолочном пункте. Прокуратура собралась было судить нас за воровство. Но госпожа Блумберга, начальник артели, сказала, что людям есть нечего, два месяца не завозили муку - только тогда нас оставили в покое. Летом выжить можно было - ягоды, орехи, грибы. Работал я и на строительстве. Когда в 1946 году со всех предприятий уехали бухгалтеры из Ленинграда, меня и девушек, учившихся в гимназии, приняли бухгалтерами. Мне вместе с главным бухгалтером пришлось преодолеть 500 км на оленях в село Тазов-ское. Там был аэродром. Это была настоящая тундра, росли крохотные березки, высотой 30 см. Бушевала пурга, вытянешь руку - ладонь не видно. Село было опоясано веревкой, привязанной к столбикам, чтобы люди не ушли в метель неизвестно куда. А такие случаи бывали. Сдал бухгалтерию, прошел аттестацию.

Работал главным бухгалтером в строительном тресте в Салехарде. Так что пять лет я прожил в Селькупске, пять - в Тазовске, остальное время в Салехарде.

Женился в 1952 году, жена работала мастером на приемке рыбы. В Салехарде прожил до 1977 года, хотя бумаги об освобождении пришли еще в 1956 году. У меня в Латвии не было ни родственников, ни квартиры. Я к этому делу подошел прагматически. Слышал, что многие репрессированные, возвратившись в Латвию, не могли устроиться на работу. На Севере была хорошая работа, у меня была хорошая зарплата. Когда разбогател, купил здесь квартиру. Многие остались там. Когда приехали, сын учился в 60-й школе, потом на строителя в РПИ. Дочка приехала позже.

Об отце узнал в 60-е годы, при Хрущеве. Написал в Красный Крест, через два года получил ответ - умер в Вятлаге 21 января 1942 года от воспаления легких -в возрасте 41 года. В диагноз я, конечно, не верю. Брат отца - министр земледелия, работал в сельском хозяйстве в Красноярской области. Там и умер, урну привезли в Латвию. Мама умерла в 1957 году от рака груди, брат умер на севере, в Тюмени, от рака крови. Из нашей семьи я остался один.