14 06 1941

Баумане Лилия  родилась в 1932 году.

 Я Лилия Плявиня, урождённая Баумане, родилась 22 апреля 1932 года.

Было это 14 июня 1941 года...

Ночь, мы, дети, спали, нас разбудили.

Baumane Lilija Arnolda m.,
dz. 1932,
lieta Nr. 15290,
izs. adr. Jelgavas apr., Sīpeles pag., Spriguļi ,
nometin. vieta Krasnojarskas nov., Sajānu raj.,
atbrīvoš. dat. 1956.08.17

страница 129

Я Лилия Плявиня, урожденная Баумане, родилась 22 апреля 1932 года. Было это 14 июня 1941 года... Ночь, мы, дети, спали, нас разбудили. В дверях стояли русские солдаты, но, помню, были и латыши, говорили с акцентом. Сказали, что мы прячем оружие. Обыскали весь дом. Нашли патефон, настенные часы и радиоаппарат - все тут же унесли. Нам на сборы отвели полчаса. Я хотела взять зимнюю одежду, мама меня послала, но меня не выпустили из комнаты. Мама, что могла, запаковала в одеяла. Обе сестры лежали с температурой, но это не имело значения. Бабушка была при смерти, ее не стали трогать, оставили. Мы уже и теленка откормили на ее похороны. Посадили нас на лошадей и повезли на станцию. Отца увели, нас посадили в вагон. Человек 30 там было. Вдоль стен нары, посредине - дыра, туалет. Когда миновали границу, взрослые говорили, что началась война, так как на каждой станции мы подолгу стояли, пропускали военные эшелоны. На станциях нас выпускали за кипятком и пшенной кашей. Мы ее не ели, с собой взяли хлеб, мясо. Помню, что кашу выкидывали в «уборную», никто не ел. Кирпичики хлеба складывали в мешок, их тоже никто не ел.

Привезли нас в Заозерный район Красноярского края. На телегах развезли по деревням. Мы - три семьи - жили в доме «кулака». Их потом выслали дальше на Север. Мама работала там, где могла. В селе к нам относились хорошо. Председатель колхоза назначал латышей на хорошую работу, которую русским поручить было нельзя, - сортировать яйца, веять зерно. Учить наших мам не надо было, - отдирали подкладку и насыпали зерно. Одежды с собой у нас было 

мало, а есть хотелось. Там давали хлеб из половы, такой невкусный! Мама однажды чуть не умерла после этого хлеба.

Когда мы приехали, с собой привезли кирпичики хлеба - в селе был голод, и мы их раздали, о чем потом жалели, не додумались насушить сухарей. Всю одежду, что была с собой, обменяли на еду. Недалеко от нашего села жили латыши, которые когда-то сами приехали в Сибирь. Они жили очень хорошо. У них было зерно. К ним мы ходили менять. Зерно отвозили на мельницу молоть.

В 1942 году пришел приказ отправить нас на север. У меня была малярия, мама просила оставить нас, но не помогло. Это был август. Нас отвезли в Енисейск, оттуда баржей еще дальше. Отец мужа маминой сестры был тяжело болен, и его на баржу занесли. Там он и умер. Похоронили где-то на берегу.

Ели краденые яйца, еще что-то. До Дудинки добирались, вероятно, месяц, оттуда еще пять километров. Высадили на голом месте. Сначала жили в палатках, с печкой посередине, потом построили землянки. Каждой семье досталось полметра. На другой бок поворачивались все вместе, ползали вши, голова была вся в струпьях. У мамы на спине вскочили нарывы. Фельдшер насыпал на них марганцовку и вылечил ее. Мама выполняла вспомогательные работы - пилила дрова ручной пилой. Дали карточки, по которым выдавали американские продукты, но выкупить мы их не могли - не было денег. У некоторых латышей было много одежды,

и мы им продали одну карточку, чтобы можно было отоварить вторую.

Мама отыскала где-то рабарбар.  Мы собирали и носили в Дудинку 

страница 130

продавать. Мне было 10 лет, младшей сестренке восемь. А собирать его ходили за 18 км, лишь бы были деньги, чтобы купить продукты по карточке. Ближе уже весь собрали. В тундре росли и грибы. Мама распускала одеяла и вязала рукавицы с узорами. Вот так и выжили. В 1944 году открыли школу, меня приняли сразу во 2-й класс. Язык я знала, считать умела.

Маму перевели в Дудинку, она работала в интернате. Мы все ходили в школу. Проучились до 8-го класса, потом «сверху» пришел приказ об исключении нас из школы. Месяца через два-три снова приняли. В том году я в школу уже не ходила, закончила 10-й класс вечерней школы. На работу брать меня не хотели, мне было 17 лет. Взяли временно в контору, но проработала совсем недолго, вернулся начальник и уволил - сосланные работать у них не имеют права. А я ведала пенсиями в социальном отделе. Пошла в няньки. По крайней мере, не голодали.

После войны стало лучше, отменили карточки, можно было купить хлеб. Помню, году в 48-м или в 49-м маму и старшую сестру послали на уборку сена. Ну какое в тундре сено! Мы с младшей сестрой остались дома. Денег не было. Днем ходили в школу, потом шли в лес за голубикой. Стыдно было торговать возле магазина, милиция гоняла. Младшая сестренка наторговала на рубль, купили буханку хлеба. Осенью Енисей встал, и мама с сестрой домой шли по льду 30 км, их даже не привезли обратно.

Позже в Норильске платили двойную зарплату. Я работала обмерщиком бревен. Вначале была на плотах, плоты вытаскивали на берег. Заболел диспетчер, и мне доверили эту ответственную работу. Была начальником лесного участка.

Замуж вышла в 1956 году. У меня родился ребенок, мы с мужем хорошо зарабатывали и не хотели уезжать. Переписывались с Латвией, наш дом разбомбили, так что и ехать было некуда. Родители мужа работали в колхозе, ничего не зарабатывали, им тоже было тяжело. Мама болела, и сестра хотела уехать.

В 1958 году дом свой продали. Дом мы построили из бревен, которые плыли по Енисею. На маленьких лодках мы вытаскивали их на берег, пилили на пилораме и построили дом - одна комната и кухня нам с мамой и сестрой, в другом конце жила сестра с мужем. Дом наш купил хороший знакомый из типографии. А так как у нас был

ребенок и большие по тем временам деньги (около 60 тысяч), ехали мы на пароходе в номере люкс, а потом в поезде до Москвы. В Риге нас встречал брат мужа. Поехали к родителям мужа, посмотрели - в колхозе для нас работы нет. Да и платили там копейки, и к сельской работе я была непривычна... Сестра вышла замуж в Вентспилсе, мы поехали туда, пополам со старшей сестрой построили дом, вот так и живем...

В 1946 году многие вернулись. Не помню, чтобы в Дудинке мать собиралась отправить нас домой, видно, боялась... Да и не к кому было ехать - обе тетки в 1949 году тоже были сосланы...

Могу только сказать, что нам повезло. Были, конечно, ребята, которые обзывали нас фашистами. Жили рядом два тракториста. Жадные, хотя хорошо зарабатывали. Но была и почтальонша, у которой муж был на фронте, а у самой четверо детей, но она при всей своей бедности присылала мне каждый вечер кружку молока, когда я болела ангиной.

Мама получила сведения об отце. Она послала запрос в Москву, и ей ответили, что отец умер в 1943 году. Нас был много семей в Сибири, и один-единственный человек, который работал в конторе, рассказывал, что кормили селедкой, а пить давали сточную воду... Мужчины умирали от дизентерии. Мы не знаем, как он погиб. Он был человеком прогрессивным, занимался земледелием. Его бабушка с дедушкой арендовали у барона полумызу, где было 12 комнат. Отец окончил курсы по модернизации, курсы трактористов, у него была пролетка на резиновых колесах, он выращивал сахарную свеклу.

Зимой у нас было два работника, летом четыре, земли 30 гектаров. Отец строился - новый сарай, хлев. Возможно, он занимался и политикой, и за это пострадал... Не знаю, в какой партии он был, кажется, в Перконкрустсе, а это была запрещенная организация. Когда-то отец был и в немецком плену. Он рассказывал, что и там давали суп с червями. У нас в доме было электричество и вещь №1 - радио. После освобождения из плена отец записался в Освободительную армию, жаль, у мамы не спросила, в каком полку он служил. В те годы говорить об этом боялись. Бабушка, которая осталась дома, дожила до 1953 года. Дом во время войны разбомбили, не знаю, как они остались живы. Из 12 комнат осталось три. Когда мы вернулись, там жили люди. Не выгонять же нам их! Так и живем.

Дети Сибири ( том 1 , страница 129  ):

мы должны были об этом рассказать... : 
воспоминания детей, вывезенных из Латвии в Сибирь в 1941 году :
724 детей Сибири Дзинтра Гека и Айварс Лубаниетис интервьюировали в период с 2000 по 2007 год /
[обобщила Дзинтра Гека ; интервью: Дзинтра Гека, Айварс Лубаниетис ; 
интервью расшифровали и правили: Юта Брауна, Леа Лиепиня, Айя Озолиня ... [и др.] ;
перевод на русский язык, редактор Жанна Эзите ;
предисловие дала президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга, Дзинтра Гека ;
художник Индулис Мартинсонс ;
обложка Линда Лусе]. Т. 1. А-Л.
Точный год издания не указан (примерно в 2015 году)
Место издания не известно и тираж не опубликован.
- Oriģ. nos.: Sibīrijas bērni.