14 06 1941

Асаре Скайдрите ( Илга Суна ) родилась в 1931 году.

---

Я из Айнажи, когда-то меня звали Скайдрите Асаре.

Теперь я Илга Суна.

Я изменила имя и фамилию, и поэтому меня трудно найти друзьям детства.

( страница 76 )

 

Сейчас в документах я нашла , что отец был расстрелян в Вятлаге 8 апреля 1942 года.

 

( страница 77 )

 

В 1941  году нам пайков не давали.

Нам просто за работу выдавали чуточку хлеба.

( страница 78 )

 

 

Как можно было выслать , просто так - 10летнего ребёнка!

 ( страница 79 )

 

страница 76

Я из Айнажи, когда-то меня звали Скайдрите Асаре. А теперь я Илга Суна. Я изменила имя и фамилию, и поэтому меня трудно разыскать друзьям детства. Вообще-то я родилась в Риге, но считаю, что я родом из Айнажи, потому что мои первые десять лет прошли в Айнажи.

Мой отец был начальником Айнажского порта. Там прошла вся его жизнь. Сначала он был капитаном дальнего плавания, а когда сошел на берег, вместе с компаньоном они построили в Айнажи порт, это было акционерное общество.

Моя мамочка была учительница. Родилась в Пи-ебалге, в семье батраков. Айнажи были ее первым местом работы. После замужества она не работала, потому что родилась я, а несколько лет спустя и моя сестра Байба. У нас была счастливая семья.

Потом у мамы ухудшилось здоровье, и мы зиму прожили в Швейцарии. Там моя сестренка заболела лейкемией и через год летом умерла. Потом у мамы обнаружили рак и она умерла. Ей было всего 29 лет. Было это в 1937 году. Мы с отцом остались одни, и моим воспитанием занялась крестная - мамина старшая сестра Марта.

В 1940 году наш дом национализировали. Там разместился горисполком, а нам отвели несколько помещений на верхнем этаже. Отцу не разрешили работать в порту, и он ходил в море ловить салаку вместе с рыбаками из Куйвижи.

В июне 1941 года отец как-то раньше узнал, что будут высылать, так как атмосфера была

напряженная. Я же ничего не знала. У меня просто были каникулы. Я окончила 2-й класс.

13 июня вечером отец вышел в море, но как-то странно со мной попрощался: “Меня возможно, несколько дней не будет дома, слушайся тетю Марту. Встретимся еще...” Ночью меня разбудила тетя Марта. Она кидала в мешки вещи. В доме были вооруженные люди и местные тоже, утром привели отца. Отец ездил к своему напарнику Холмсу, там ему сказали, что вывозить будут все семьи. А его семьей была я. Отец сел в лодку и поплыл. Когда он вышел на берег, его уже ждали.

Нас с отцом поместили в грузовик, а тетя обещала моей маме, что не оставит меня, и она просто села в машину и поехала с нами.

В Айнажи взяли еще три семьи и отвезли на станцию Стайцеле. Я помню, что в Айнажском парке собралось много народу и все почему-то плакали...

В Стайцеле высадили на перроне. Картина была ужасная - женщины плакали. Когда я увидела зарешеченные вагоны, мне тоже стало не по себе. Мужчин посадили в одни вагоны, женщин -в другие.

Помню - жена начальника полиции госпожа Витола из Лимбажи со своей дочерью, хорошо одетые, с красивыми чемоданами, стояли на перроне... К ним подошел русский солдат, пнул чемодан ногой, тот открылся. Он схватил и стал трясти красивое французское женское белье, розовое, и смеялся. Госпожа Витола захлопнула чемодан и оттолкнула его. Он готов был броситься на нее.

Нас запихнули в вагоны и повезли в Ригу, на станцию Шкиротава. Сейчас мне часто летом приходится ездить через Шкиротаву, и я вспоминаю, как последний раз видела отца. Нас, детей, выпустили из вагона, и мне отец протянул через оконную решетку бутылку с водой со словами: «Ну, девочка, держись! Мы

страница 77

с тобой еще увидимся». Я не поняла, зачем он мне дает бутылку с водой, вероятно, в их вагоне было очень много народу, жарко, воды мало. В нашем вагоне было 40 человек и стояло ведро с водой.

Сейчас в документах я нашла, что он был расстрелян в Вятлаге 8 апреля 1942 года. И фильм видела обо всем этом. Никому не рассказать, что это такое.

Мы ехали тихо, не пели. В окна выбросили несколько записок. Самое ужасное было то, что посреди вагона был сколочен деревянный ящик, на который надо было садиться. А в вагоне были и взрослые мальчики.

Был и курьезный случай - поезд остановился на станции, на будке написано «кипяток». Решили, что это название станции. На следующей - снова «кипяток». Потом мы уж догадались.

Давали хлеб и кашу, мы удивлялись - разве это можно есть? У нас с тетей Мартой фактически ничего с собой не было, немного хлеба, ведь никто не верил, что детей вышлют. Месяц в дороге был очень тяжелый.

В Томске нас пересадили на баржи. Эти огромные баржи! Сотни людей и маленький туалет где-то на палубе. Люди болели дизентерией. Это было ужасно!

Помню - умирала старая госпожа Румбайне из Айнажи, ее и в машину вносили на руках. На платформе трупы кое-как заворачивали, а потом утаскивали в степь. Пару раз нас выпустили из вагона побегать. Конечно, стерегли с винтовками, чтобы не убежали.

На барже нас довезли до Парабели. Лошади уже нас ждали и повезли через тайгу, километров за 45, разместили в конторе. Потом пришли русские и стали выбирать, кому какая семья понравилась. Мы тоже попали в русскую семью, в комнату, в одном углу которой спали, во втором стояла большая русская печь.

Надо было идти работать в колхоз. С двенадцати лет. Я тоже ходила полоть. Потом ходила в лес пилить дрова, потому что надо было зарабатывать хлеб. Пасла коров. Потом пасла овец, была полноправным овчаром. Коровы приходилось пасти ночью, потому что днем одолевали оводы. Нелегко приходилось.

Крестная моя с детства привыкла к труду. После смерти мамы она пришла к нам и заменила мне мать. И в Сибири она работала. Конечно, иногда так хотелось есть, что я забиралась на колхозное

поле выкопать пару картофелин. Когда пасла скот, мне полагалось пол-литра молока. Позже у нас появился свой огород и своя корова.

Школы в нашем селе не было. Была в трех километрах от нас, а я вначале не знала русского языка.

Хозяйка велела мне накормить поросенка - кормили его рубленой картошкой, залитой обратом. А я каждый раз так хотела есть, что, бывало, доставала горсточку картошки из свиного корыта. Об этом я никому не говорила. Наступала осень, начинались грибы, ягоды, выкапывали корешки, ели хвощ. Ела я и пирожные из картофельных очисток, суп из лебеды и крапивы, мерзлую картошку.

Помню, однажды, продираясь сквозь кусты, потеряла я торбочку, в которой были 400 г хлеба - из ячменной муки пополам с картофелем. Бросила скотину и побежала искать. И нашла - торбочка была грязная, но хлеб я нашла. Вот радости было!

Обратно я просто сбежала. Я знала, во сколько от пристани в Парабели отходит пароход, который увозит ребят в Латвию, собрала узелок и отправилась в путь. Попрощалась с крестной - она оставалась. Надо было ходить в комендатуру и каждый месяц отмечаться. Ее просто-напросто зачислили в списки сосланных.

Она пробыла там 14 лет, в 50-е годы вернулась в Латвию, но прописаться в Риге не имела права. Бабушка моя жила в Мурмижах, в Сигулдском районе. Работать она уже не могла. Когда дедушка умер, бабушка перебралась к моему крестному в Катлакалнс, а потом и тетя, но прописаться и там не могла. Когда умерла бабушка, я взяла крестную к себе, но она меня официально не удочерила. Тетя жила у меня в Чиекуркалнсе в однокомнатной квартире. Мне пришлось идти в милицию объясняться, почему Марта Аптака живет в моей квартире без прописки. Не получала она и никакого пособия по старости. Я хотела ее прописать, но в милиции меня послали ко всем чертям. Она стала бояться выходить на улицу. Когда мы, наконец, получили эту квартиру, она тринадцать лет прожила на девятом этаже и не выходила, пока ей не стали мерещиться всякие страсти. Не знаю, за что она заслужила такие мучения в Сибири - только потому, что обещала своей сестре меня не бросать! И у меня на всю жизнь сохранится горечь, что я виновата в ее трагедии.

Я видела, как умирали дети, но у меня был ангел хранитель - моя крестная, которая научила меня работать, ничего не бояться. Научила брести в снегу по горло, пилить и колоть дрова.

страница 78

Русские люди и сами были туда сосланы в конце 20-х годов. Они тоже многое пережили, вначале жили в землянках. Они были не злые. Но все эти условия... Они не знали, как выглядит автомашина, трактор. Когда лошадей забрали в армию, пахали на коровах. Мы землю копали лопатами. Медведи бродили вокруг деревни. Когда пасли скот, медведи за нами следили. Разожжем костер и слушаем, как он рычит. Случай один был вначале. Мы пололи на дальнем поле, и в обед все легли отдохнуть. А я знала, что за кустами полянка с земляникой. Я слышала, как кусты трещат, и столкнулись мы носом носу. Я пустилась наутек в одну сторону, медвежонок - в другую.

Со здоровьем разное бывало. Но ангелы, видно, меня хранили. Было у меня воспаление слепой кишки. Куда делось, не знаю. С двух сторон было воспаление среднего уха, но слышу я все. Самое трагичное было, когда я заболела малярией. Последствия остались на всю жизнь.

Знаменательный день был - 9 мая 1945 года, у меня был первый припадок. Я очнулась через неделю и в августе уже начала ходить. Никто и не думал, что я выживу. Вначале ветер с ног сбивал. Когда местные женщины узнали, что я так тяжело больна и что начала поправляться, то одна, то другая принесет яичко, молока или пирожки с картошкой.

Позже, когда надо было отдать кровь близкому человеку и я узнала, что не могу, очень переживала. Старалась об этом не думать.

В 1941 году нам пайков не давали. Нам просто за работу выдавали чуточку хлеба. Но мы старались кому-то помочь - прополоть, вышить или связать. И каждый что-нибудь давал. С огородом было по-всякому - иной раз в мае еще лежал снег, и ничего не росло, иной раз росло хорошо.

Веять зерно считалось хорошей работой. Кожаные сапоги на ногах, и перед тем, как идти домой, я старалась забраться в закрома с пшеницей. Кладовщик был хороший человек и нас не контролировал. А какое это было лакомство - пропаренные сладкие зерна!

Ходили и лен теребить. Можно было семян льна набрать. Отваришь картошку, макнешь в раздавленные льняные семечки - тоже вкусно!

Запомнился мне один Рождественский вечер. Я тогда за овцами смотрела. Содержались они в загоне из составленных жердей, покрытых сеном. Я таскала для них из реки в обледеневших деревянных

ведрах воду и кормила два раза в день. Там же в хибаре жили и мы. И так мне захотелось на Рождество сходить в деревню к крестной! Был ужасный мороз. Я обморозила лицо, потом все было в шрамах, руки, ноги. Я перешла через реку, обогрелась в заезжем дворе и потопала 30 километров через тайгу... К вечеру пришла в соседнее село. Началась метель, а я уже прошла 40 километров, и так хотелось сесть в сугроб. Но включился автопилот, и я все-таки добрела до нашей деревни. Крестная не спала, пекла пироги из картошки со свеклой. Сварила чай из веточек малины. Крестная пришла в ужас. Я поняла это только после того, как обмороженные места начали покрываться язвами. Поход мой был ужасным, но я все-таки дошла!

Существовало в Сибири еще одно зло - гадание. Были дамы, которые вертели тарелочку, и она всегда им говорила, что война скоро закончится. И если вас кто-то позовет домой, обязательно поезжайте.

Кажется, в 1943 году вербовали - кто хочет поехать куда-нибудь поближе к обжитым местам? А оказалось, что их отправили еще дальше на север - рыбачить. Кого-то в тайгу - собирать грибы и ягоды, сплавлять лес. Редко кто оттуда возвращался. Мне крестная сказала: «Останемся здесь. У нас теперь своя хибарка, свой огород. Надо жить и работать ».

Кое-кто из ссыльных стал ходить по домам и выпрашивать подачки. И такие случаи были. Не все люди смогли приспособиться к этой жизни.

Как ехали домой? Сначала на пароходике, в Томске нас поместили в детский дом. Неделю длился карантин. Нас обрили наголо. Вот были переживания! У меня были длинные светлые косы, очень красивые. Я пожертвовала своими косами, потому что очень хотела домой. Это был 1946 год.

Ехали мы опять в товарных вагонах, но в первую же ночь нары рухнули. Но две учительницы, которые нас сопровождали, сказали: «Никому ничего не скажем. Все равно поедем». А среди нас были и совсем маленькие дети, родились они в Сибири.

Да, на том пароходике я целую неделю спала в угольном бункере. Потом уж, в детском доме, нас немного отмыли. Кормили нас брюквой. А на третий день озорники-мальчишки всю кашу размазали по стенкам.

У меня с собой было немного денег, и на станции я увидела у одной женщины яблоки... Красные,

страница 79

большие, из Казахстана! Я купила, и спустя шесть лет снова ела яблоко.

Дорога была долгой, а потом мы попали в детский дом на улице Кулдигас. Я написала дедушке, он приехал и увез меня в Мурмижи. Я приехала еле живая, волосы стриженые, зубы выломанные. Все образование - два класса, полный набор русских ругательств и отличные знания русского языка. Вытянулась я уже в шестнадцать лет.

Было это на октябрьские праздники, а после Нового года я ушла в Вилдогскую семилетку. Пришла пень пнем, но взялась и за два года окончила основную школу, помогала учителям русского языка учить второклассников и четвероклассников, так как была специалистом русского языка.

Я хотела учиться, но комсомольский секретарь района сказал: «Не вступишь в комсомол, можешь и не надеяться! Пойдешь работницей наЛигатненскую бумажную фабрику». Но я хотела учиться.

Я вступила в комсомол, после чего секретарь с винтовкой проводил меня до дома. Бабушка сказала - не хватит ли несчастий? Опять ты куда-то

лезешь! После этого у меня на дверях появилась записка: «Ах, ты, шлюха».

Я переехала в Ригу и, пока училась, жила у бывшего отцовского управляющего, который в старые времена управлял его собственностью в Риге. Жила я больше в коридоре и в кухне, там были еще такие же, как я. Там жил и сын Бирзниекса, министра сельского хозяйства при Улманисе, и другие.

Как можно было выслать, просто так - десятилетнего ребенка! И уехали мы чуть ли не голышом - сказали, что встретимся с мужчинами. Все вещи остались у отца, но их наверняка у него отобрали. Уму непостижимо! Что-то я забыла, что-то стараюсь забыть. Но простить, вероятно, никогда не смогу.

Священники меня тоже задели, не верю я священникам. В минуту памяти на Братском кладбище Плате позволил себе сказать, что люди, которые выстрадали Сибирь, - это плата за грехи их отцов. Ну, извините! В семье моего двоюродного брата сын родился в Сибири и там же умер. В чем он был виноват, и какие грехи совершила его мать?

 

Asare Skaidrīte Jāņa m.,
dz. 1931,
lieta Nr. 17835,
izs. adr. Valmieras apr., Ainaži, Parka iela 14 ,
nometin. vieta Novosibirskas apg., Parabeļas raj.,
atbrīvoš. dat. 1946.07.14

 

Asars Jānis Jāņa d., dz. 1885, lieta Nr. 17835, izs. adr. Valmieras apr., Ainaži, Parka iela 14

Асарс Янис Янович расстрелян в Усольлаге 7 4 42 страница 649 Aizvestie дело P-6560

 

 

 

 

 

---

 Для поиска дела по дате рождения или букв имени и фамилии используем запрос

на сайте http://www.lvarhivs.gov.lv/dep1941/meklesana41.php

 

 

 

 

Дети Сибири ( том 1 , страница 76  ):

мы должны были об этом рассказать... : 
воспоминания детей, вывезенных из Латвии в Сибирь в 1941 году :
724 детей Сибири Дзинтра Гека и Айварс Лубаниетис интервьюировали в период с 2000 по 2007 год /
[обобщила Дзинтра Гека ; интервью: Дзинтра Гека, Айварс Лубаниетис ; 
интервью расшифровали и правили: Юта Брауна, Леа Лиепиня, Айя Озолиня ... [и др.] ;
перевод на русский язык, редактор Жанна Эзите ;
предисловие дала президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга, Дзинтра Гека ;
художник Индулис Мартинсонс ;
обложка Линда Лусе]. Т. 1. А-Л.
Точный год издания не указан (примерно в 2014 году)
Место издания не известно и тираж не опубликован.
- Oriģ. nos.: Sibīrijas bērni.

 

ISBN	9789934821929 (1)
	9789934821936 (2)
Oriģinālnosaukums	Sibīrijas bērni. Krievu val.
Nosaukums	Дети Сибири : мы должны были об этом рассказать-- / воспоминания детей, вывезенных из Латвии в Сибирь в 1941 году обобщила Дзинтра Гека ; интервьюировали Дзинтра Гека и Айварс Лубаниетис ; [перевод на русский язык, редактирование: Жанна Эзите].
Izdošanas ziņas	[Rīga] : Fonds "Sibīrijas bērni", [2014].
Apjoms	2 sēj. : il., portr. ; 30 cm.
Saturs	Saturs: т. 1. А-Л -- т. 2. М-Я.

 

ISBN	9789984392486 (1)
	9789984394602 (2)
Nosaukums	Sibīrijas bērni : mums bija tas jāizstāsta-- / 1941. gadā no Latvijas uz Sibīriju aizvesto bērnu atmiņas apkopoja Dzintra Geka ; 670 Sibīrijas bērnus intervēja Dzintra Geka un Aivars Lubānietis laikā no 2000.-2007. gadam.
Izdošanas ziņas	[Rīga : Fonds "Sibīrijas bērni", 2007].
Apjoms	2 sēj. : il. ; 31 cm.
Saturs	Saturs: 1. sēj. A-K -- 2. sēj. L-Z.

 

 

9789934821912 (2)
Oriģinālnosaukums	Sibīrijas bērni. Angļu val.
Nosaukums	The children of Siberia : we had to tell this-- / memories of the children deported from Latvia to Siberia in 1941, compiled by Dzintra Geka ; [translators, Kārlis Streips ... [et al.]].
Izdošanas ziņas	Riga : "Fonds Sibīrijas bērni", 2011-c2012.
Apjoms	2 sēj. : il., portr., kartes ; 31 cm.
Piezīme	Kartes vāka 2. un 3. lpp.
	"L-Ž"--Uz grām. muguriņas (2. sēj.).
Saturs	Saturs: pt. 1. A-K : [718 children of Siberia were interviewed by Dzintra Geka and Aivars Lubanietis in 2000-2007] -- pt. 2. L-Z : [724 children of Siberia were interviewed by Dzintra Geka and Aivars Lubanietis in 2000-2012].