14 06 1941

Албатс Андрейс родился в 1940 году.

---

Мне было 7 или 8 месяцев когда нашу семью выслали.

Жили мы в Риге, на улице Антонияс.

Ночью пришли русские солдаты.

Сказали, чтобы мы взяли с собой тёплые вещи.

Никто ничего не понял.

Взяли 2-3 чемодана.

Как мы оказались в Сибири, не знаю.

Помню только постоянное чувство голода.

Позже мама рассказывала, что все мы  -отец, мать и дедушка и я  - были в одном вагоне.

В какой-то изданной в Швеции книге говорится, что в одном составе было 83 вагона, ехали до Кирова,

и там мужчин разлучили с семьями.

До Кирова и мы ехали все вместе.

А там дедушку вывели из вагона, арестовали, а после тюрьмы отправили в Вятлаг.

Дед мой был юристом.

Учился в Москве, работал домашним учителем.

Вместе с детьми семьи , где он служил, побывал в Европе, изучал языки, между прочим, и французский.

Посещал вечера, которые устраивало латышское общество, был членом корпорации.

Когда начались Освободительные бои , принимал в них участие.

Какое-то время работал в Министерстве иностранных дел.

Бабушку видел всего один раз - в 1953 или 1954 году в Елгаве.

Поражался , как хорошо она говорила по-русски. 

 Мне  рассказывали, что она закончила Сорбонну и была одной из первых десяти латышских женщин,

получивших высшее образование.

В 1993 году я добился, чтобы мне дали возможность ознакомиться с делом моего деда.

Во время допросов доказали, что он якобы английский шпион.

Осудили на 10 лет, но он не выдержал - умер голодной смертью 7 февраля 1942 года. 

МАмины родители были железнодорожники.

Родилась она в Москве, и только потом семья жила в Латвии.

До ссылки мама не успела закончить Университет.

Отец учился в Рижском техническом университете и работал, занимался радиоприёмниками.

Из Кирова нас повезли дальше до Новосибирска.

Потом на баржах до Васюганска.

Отец умер через год, 13 января, в 70 километрах от места, где мы жили.

Мама хотела попасть на похорны, прошла эти 70 километров пешком, но опоздала - могулу уже зарыли.

Уже позже мне попалась в руки бумажка - сообщение о том, что Албалтс отказывается работать и заслуживает наказания.

Отец не отказывался работать - у него было воспаление лёгких.

Пытался встретить доносчика, в тот момент готов был его убить.

Но мы не встретились, пьяный, тот где-то замёрз.

 Маму в ссылке видел редко - ей приходилось тяжело работать.

Она работала в лесу, корчевала пни, работала на обжиге, работала в поле.

Для нас собирала грибы, ягоды.

Я тоже помогал, помню, как однажды мы убегали от медведя.

Ещё помню, как в 1947 году мама сказала, что нужно бежать.

Собрали вещи - и бежать.

Она на дырявой лодке вдоль берега, я вдоль берега.

Потом плыли на барже.

Никогда не спрашивал у мамы, почему мы это сделали и удался ли побег...

 

 

 

 Albats Andrejs Huberta d.,
dz. 1940,
lieta Nr. 17114,
izs. adr. Rīgas apr., Rīga, Antonijas iela 4-8 ,
nometin. vieta Novosibirskas apg., Kargasokas raj.,
atbrīvoš. dat. 1957.02.21

 

---

страница 32

Мне было семь или восемь месяцев, когда нашу семью выслали. Жили мы в Риге, на улице Антонияс. Ночью пришли русские солдаты. Сказали, чтобы взяли с собой теплые вещи. Никто ничего не понял. Взяли 2-3 чемодана. Как мы оказались в Сибири, не знаю. Помню только постоянное чувство голода. Позже мама рассказывала, что все мы - отец, мать, дедушка и я - были в одном вагоне. В какой-то изданной в Швеции книге говорится, что в одном составе было 83 вагона, ехали до Кирова, и там мужчин разлучили с семьями. До Кирова и мы ехали все вместе. А там дедушку вывели из вагона, арестовали, а после тюрьмы отправили в Вятлаг.

Дед мой был юристом. Учился в Москве, работал домашним учителем. Вместе с детьми семьи, где он служил, побывал в Европе, изучал языки, между прочим, и французский. Посещал вечера, которые устраивало латышское общество, был членом корпорации. Когда начались Освободительные бои, принимал в них участие. Какое-то время работал в Министерстве иностранных дел.

Бабушку свою видел всего один раз - в 1953-м или в 1954 году в Елгаве. Поражался, как хорошо она говорила по-русски. Мне рассказывали, что она закончила Сорбонну и была одной из первых десяти латышских женщин, получивших высшее образование.

В 1993 годуя добился, чтобы мне дали возможность ознакомиться с делом моего деда. Во время допросов доказали, что он якобы английский шпион. Осудили на десять лет, но он не выдержал - умер голодной смертью 7 февраля 1942 года.

Мамины родители были железнодорожники. Родилась она в Москве и только потом семья жила в Латвии.

До ссылки мама не успела закончить Университет. Отец учился в Рижском техническом университете и работал, занимался радиоприемниками.

Из Кирова нас повезли дальше до Новосибирска. Потом на баржах до Васюганска. Отец умер через год, 13 января, в 70 километрах от того места, где мы жили. Мама хотела попасть на похороны, прошла эти 70 километров пешком, но опоздала -могилу уже зарыли... Уже позже мне в руки попалась «бумажка» - сообщение о том, что Албатс отказывается работать и заслуживает наказания. Отец не отказывался от работы - у него было воспаление легких. Пытался встретить доносчика, в тот момент готов был его убить. Но мы не встретились, пьяный, тот где-то замерз.

Маму в ссылке видел редко - ей приходилось тяжело работать. Она работала в лесу, корчевала пни, работала на обжиге, работала в поле. Для нас собирала грибы, ягоды... Я тоже помогал, помню, как однажды мы убегали от медведя... Еще помню, как однажды в 1947 году мама сказала, что нужно бежать. Собрали вещи и - бежать. Она на дырявой лодке, я вдоль берега. Потом плыли на барже. Никогда не спрашивал у мамы, почему мы это сделали и удался ли побег... Когда в 1954 году маму назначили заведующей нефтяной базой, зажили лучше.

Пока мама была на работе, я проводил время на улице. Улица была моим настоящим учителем. Удивляюсь, как сохранил латышский язык. Вспоминаю, как в начале пятидесятых заявил маме, что по-латышски разговаривать больше не буду. Нас дразнили, тумака тоже можно было схлопотать. Но мама учила, что драться нельзя. Эту проблему я решил очень поздно - в 5-м классе. Пока слушал маму и не да-

 

страница 33

вал сдачи, от ребят доставалось вдвойне. Когда и я сделал то же самое, все встало на свои места. Маме ничего не сказал, чтобы зря не волновалась.

В 1953 году нас, детей, сняли с учета. Но изменилось все не сразу. Помню такой случай: в доме есть нечего, денег нет, и ребенку кажется, что во всем виновата мама. Я прочел русскую книжку о мальчике, который сбежал из дома. И вот мы с соседским мальчиком Витей тоже решили бежать. Достали лыжи, насушили сухарей и - в путь. За один день проделали 60 километров, зато ноги стерли до крови. Пришлось остаться в той деревне и ждать, пока не заживет. Через 5 или 6 дней приехал за мной милиционер на санях и скомандовал: «Собирайся! За Витей отец приедет». Витя тут же заплакал.

В Сибири мама переписывалась со своим братом, который жил в Елгаве. И когда мне разрешили, стала меня уговаривать уехать к нему жить. Подкупила тем, что у дяди была собака - овчарка, моя мечта. Приехал я в Латвию. Дядя в то время развелся, жили мы в общежитии железнодорожников. Через некоторое время переселились в вагончик, где уже жила одна семья. Учился я в русской школе. К латышам дорогу найти не сумел, да меня никто и не воспринимал как латыша. Елгава казалась чужим городом. Дядя диктовал, что писать маме. Я не должен был ее расстраивать. Я писал, что все хорошо. Однажды дядя оставил мне два рубля («Купи трески!»), а сам уехал в Ригу. Купил я папиросы, какой-то еды. А дядя пропал на месяц. Есть было нечего, воровал в магазине.

Школу бросил. Ночевал на вокзале. Однажды меня поймали, вырвался, но все равно поймали. Вечером отвели в участок, оставили до утра. Выпросил украденную мною буханку. Утром сказали: «Будешь жить в русской школе, у уборщицы». Закончил 6-й класс.

Когда дядя приехал, я к нему не вернулся. Взял справку, что я закончил шесть классов, и поехал к маме. Было у меня 150 рублей на дорогу - где достал, не знаю. Добрался до Москвы. Возле буфета заснул, и меня обокрали. Дальнейший свой путь не помню, но я вернулся туда, где уже привык жить.

Поступил в техникум - не окончил. Поступил в другой - не окончил. Жил в одной комнате с тремя монголами. Возник конфликт, стали драться. Кончилось тем, что вызвали монгольского консула, и мне пришлось бежать, чтобы не оказаться в тюрьме. Сбежал, уехал в Каргасок, где долго жил без прописки.

В 1959 году поступил в вечернюю школу. Закончил, опять подрался. Посадили на год. Считаю, что несправедливо. Место заключения находилось недалеко от Томска. Однажды там выступала концертная группа из Латвии - певцы, артисты балета. Выпросил разрешение побывать на концерте за пределами зоны.

В следующем году, сразу после освобождения, поступил в Народный медицинский институт. Но весной оказался в больнице с язвой желудка, пролежал больше месяца. В институте взял академический год. В следующем году снова пошел учиться, но в весеннюю сессию не сдал экзамен по органической химии. Остальные три сдал.

Елгавский период не оставил приятных воспоминаний. Поэтому в такую Латвию мне не хотелось возвращаться. Шел своей дорогой, а в 1970 году с братом (он живет на Камчатке и по-латышски не говорит) решили отправиться в Латвию на мотоцикле. Доехали до Москвы, купили мотоцикл, палатку и - в Латвию. Первое впечатление - Латвийско-Белорусская граница - лето, тепло, тишина.

Нянька моя была еще жива - отыскали ее в Кокнесе. Поехали с братом на взморье, поставили палатку. Прожили два месяца. Все хорошо, но милиция не давала покоя - почему мотоцикл без номера. Стал думать, как бы достать квартиру в Латвии? Никаких возможностей! Вернулся на Камчатку. Но после этой поездки стал больше интересоваться родиной, читал газету «Литература ун Максла», и Латвия для меня становилась все притягательней.

Женат я был три раза. От второй жены у меня дочка, живет в Гомеле. Видимся редко. Ей здесь не нравится. Младшая дочка, так та латышка больше, чем я. Училась в латышской школе, понимает историю Латвии. Училась в Европейском институте интеграции.

В 1957 году мама могла вернуться в Латвию, но осталась в Сибири. Но в восьмидесятые годы поставила мне ультиматум: «Хочу умереть в Латвии, и ты должен мне помочь!» В 1986 году приехали и купили дом в Скривери. В Риге встал в очередь на квартиру.

Мама умерла, а очередь так и не подошла. Мама умерла в 1994 году. После ее смерти много размышлял над ее судьбой. Поражает ее выдержка. Она была очень светлым человеком. Она не сломалась. Понимаю, сколько горя ей доставил. Она хотела видеть меня другим...

 

 

 

 

Дети Сибири ( том 1 , страница 32  ):

мы должны были об этом рассказать... : 
воспоминания детей, вывезенных из Латвии в Сибирь в 1941 году :
724 детей Сибири Дзинтра Гека и Айварс Лубаниетис интервьюировали в период с 2000 по 2007 год /
[обобщила Дзинтра Гека ; интервью: Дзинтра Гека, Айварс Лубаниетис ; 
интервью расшифровали и правили: Юта Брауна, Леа Лиепиня, Айя Озолиня ... [и др.] ;
перевод на русский язык, редактор Жанна Эзите ;
предисловие дала президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга, Дзинтра Гека ;
художник Индулис Мартинсонс ;
обложка Линда Лусе]. Т. 1. А-Л.
Точный год издания не указан (примерно в 2015 году)
Место издания не известно и тираж не опубликован.
- Oriģ. nos.: Sibīrijas bērni.

 

 

 

 

 

 

 

---

The Occupation of Latvia [videoieraksts] = Оккупация Латвии : 
(1917-1940 годы) : видеофильм / реж. Дзинтра Гека ; авт. Андрис Колбергс.

Точный год издания не указан
[Диск включает 3 части: 1 ч.: 1917-1940 годы ; 2 ч.: 1941-1945 годы. ; 3 ч.: 1946-1953 годы]На обложке ошибочно указан исторический период: (1917-1940 годы), относящийся только к первой части.
Весь рассматриваемый период: 1917-1953 годы
Регионы: PAL