Гурин

25 марта 1949 года из Латвии были депортированы более 40 тысяч человек.

( Гурин 25 марта 2015 года, 11:21 )

По какому принципу в тот черный день выбирались жертвы, были ли это репрессии на национальной основе?

Парадокс: Нюрнбергский трибунал признал депортации преступлением против человечества, и в то же время к 1949 году массовые депортации стали ужасным, но привычным делом для стран Восточной Европы, своего рода жутковатой обыденностью. Так, из Польши, Чехословакии, Венгрии и Румынии в Германию были депортированы 14 миллионов немцев, причем добрались до Германии лишь 12 миллионов из этого числа репрессированных.

Кстати, считать эти репрессии «чисто сталинским» делом не совсем верно. Еще в 1941 году, живя в изгнании, Хуберт Рипка, советник президента Чехословакии Э. Бенеша, разрабатывал планы депортации миллионов немцев из Судетской области. Полностью разделяя взгляды своего советника, президент Чехословакии Эдвард Бенеш в 1942 году развивал концепцию «перемещения населения». Именно Бенеш обратился в 1943 году к США и СССР с призывом провести после войны массовую депортацию. Уже весной 1945 года чешские власти приступили к реализации плана по изгнанию немцев.

Еще раньше этническую чистку Волыни и Галиции начали бандеровцы, убившие здесь десятки тысяч мирных жителей — поляков. Что, естественно, побуждало уцелевших поляков «самодепортироваться» на этническую родину.

Еще одна массовая депортация — насильственное переселение с польских Карпат русинов — на Украину и в Силезию…

Но депортация 25 марта 1949 года в Латвии имела свои особенности. Выселяли в Сибирь не по национальному принципу. «Эта депортация была в основном направлена против сословия кулаков», — сообщается на сайте МИДа Латвии. Собственно, сталинские власти занимались привычным с 1929 года делом — борьбой с так называемыми мелкобуржуазными элементами на селе.

В исторической литературе встречается утверждение, что одним из мотивов депортации 25 марта 1949 года в прибалтийских республиках было также и желание государства поправить за счет зажиточных крестьян свои финансовые дела. И, конечно, свою роль играла скрытая война внутри Латвии. Истребительные отряды и «лесные братья» охотились друг за другом — для того, чтобы стать целью, достаточно было быть советским, партийным или хозяйственным руководителем. Власти подозревали, что именно зажиточные крестьяне являются опорой антисоветского подполья. Участь «кулаков» была предрешена. 25 марта началась массовая депортация.

В «спецоперации» МГБ под названием «Прибой» приняли участие более 8 тысяч военнослужащих внутренних войск и почти 10 тысяч бойцов истребительных батальонов. О жестокости репрессий и критериях подбора жертв красноречиво говорит такой факт. В 2009 году в интервью радио «Свобода» руководитель исследовательских программ Музея оккупации, профессор Хенрик Стродс (ныне уже покойный) отметил, что среди депортированных 25 марта 1949 года в Сибирь были 156 комсомольцев.

Очевидно, в то время маховик репрессий выбирал своих жертв без всякой логики. Можно привести такой, не связанный с депортациями, но своего рода символичный пример. Летом 1940-го года вступавшими в Латвию советскими войсками руководил генерал Дмитрий Павлов. На границе его встретил полковник генерального штаба армии Латвийской Республики Отто Удентиньш. Карлис Улманис к тому времени принял советский ультиматум, и полковник Удентиньш получил приказ помочь Павлову разобраться, по каким дорогам двигать войска к Риге. Через год «проверенный советский кадр» генерал Павлов стал жертвой репрессий — был расстрелян. А «буржуазный элемент» О. Удентиньш сделал в Красной армии карьеру, стал генералом и жил (и слава Богу) почти до ста лет.

Так что чрезвычайно трудно определить, какими критериями руководствовались организаторы массовых репрессий сталинского времени. Впрочем, жертвам депортаций и их потомкам от этого, разумеется, нисколько не легче.

http://www.mixnews.lv/ru/opinions/920_aleksandr-gurin/1824_osobennosti-latvijskoj-deportacii-zhutkovataya-obydennost/